Социал-гуманизм в контексте глобалистики

СПИСОК ИМЕН

Азроянц Э.А. /1/, /2/, /3/, /4/, /5/,
Акопян К.З. /1/
Анаксагор /1/
Аристотель /1/
Бердяев Н. /1/
Бернал Д. /1/
Бор Н. /1/
Вебер А.Б. /1/, /2/
Волошин М. /1/
Гегель Г. /1/, /2/
Гете /1/
Дарвин Ч. /1/, /2/, /3/.
Делягин М.Г. /1/.
Кант Э. /1/
Кеннеди Д /1/
Кочетов Э.Г. /1/, /2/
Мальтус Т.Р. /1/
Маркс К. /1/, /2/, /3/, /4/,
Морган Л.Г. /1/
Назаретян А.П. /1/, /2/
Поршнев Б.Ф. /1/
Смит А. /1/
Тейяр-де-Шарден /1/
Фрейд З. /1/
Чешков М.А. /1/, /2/, /3/
Чумаков А.Н. /1/, /2/, /3/
Шишков Ю.В. /1/, /2/
Энгельс Ф. /1/, /2/, /3/
Ясперс К. /1/

ОГЛАВЛЕНИЕ СТАТЬИ

1.   Краткий обзор некоторых концепций глобалистики. 1

2.   Какой глобальный процесс изучает глобалистика?. 3

3. Закон социально-естественного отбора. 9

9

1. Потребностный подход к пониманию истории. 10

2. Общие принципы и законы природы, лежащие в основе теории гуманизации человека и общества 12

3. Проблема первого исторического акта. 14

  . 17

4. Трансформация естественного отбора в связи с возникновением дележа 18

5. Вывод закона развития общества. 19

4. Сопоставление исторических событий с законом развития общества. 22

5. Применение закона развития общества для решения некоторых научных проблем  24

Заключение. 30

 

Нужно понять «генетический» код исторического

процесса, его логику и закономерности. Для этого…

на будущее нужно смотреть из прошлого, но и этого

мало. Следует в историческом процессе найти ана-

логии и связи с естественной историей, с законо-

мерностями окружающей среды. Логическая «мат-

рица прошлого» и естественные законы… могут

позволить… заглянуть в будущее.

Э.А. Азроянц

1.      Краткий обзор некоторых концепций глобалистики

     Ниже обсуждаются некоторые концепции глобалистики, разработанные членами Клуба ученых «Глобальный мир». По мнению А.Н. Чумакова, «глобалистику не следует понимать как какую-то отдельную или специальную научную дисциплину… Она… представляет собой сферу исследований и познания, где различные научные дисциплины и философия, по большей части в тесном взаимодействии друг с другом, каждая с позиции своего предмета и метода, анализируют всевозможные аспекты глобализации, предлагают решения глобальных проблем[1]». Своеобразие этой концепции в том, что она является единственной, в которой  глобалистика не рассматривается как особая наука. Поэтому  в ней не может идти речь о предмете глобалистики.

                                                                                      Табл.1

Автор	Предмет глобалистики
Чумаков А.Н.	------- -
Чешков М.А.	Процессы, соединяющие и… расчленяющие человечество
Кочетов Э.Г.	Не назван «открытым текстом»
Азроянц Э.А.	Глобальные отношения во всех сферах человеческой деятельности

 

М.А. Чешков в своей работе «Глобалистика как отрасль научного знания[2]» представил предмет глобалистики как сложный теоретический конструкт, включающий три пласта: жесткое определение предмета глобалистики, мягкое определение и рамочная концепция, которая охватывает оба определения. В книге «Глобалистика: Энциклопедия» дано краткое резюме этого конструкта, приведенное в таблице 1. Но процессом, соединяющим человечество, является и гравитационное поле земли, так как без него не было бы самой земли, а не только человечества. Однако ясно, что гравитация не входит в предмет глобалистики.  Следовательно, формула М.А. Чешкова описывает не предмет глобалистики, а только зону его поиска. И вообще непонятно, почему предмет глобалистики должен быть теоретическим конструктом. Ведь глобалистика не относится к математическим или логическим дисциплинам. Это одна из наук о человеческом обществе, а предметы естественных и общественных наук берутся из объективной реальности при помощи теории, а не из теории. Одно из двух: либо в объективной реальности есть глобальный социальный процесс, и тогда надо указать его: «Се предмет глобалистики». Либо такого процесса нет, но тогда не помогут никакие теоретические ухищрения. Чего нет, того нет, и мы будем вынуждены принять вариант А.Н. Чумакова /1/.

Э.Г. Кочетов /1/не называет предмет глобалистики. По его мнению, глобалистика – «новейшая наука», которая призвана превратить «разделенную по «цехам» науку в единую синтетическую… область знаний ХХI века[3]». Здесь мы имеем пример того, как много может дать для конкретных наук философия. Проблему получения синтетического знания изучал Кант /1/, и, видимо, продуктивнее обсуждать ее, приняв во внимание плоды «Критики чистого разума». Кант показал, что для соединения многообразия знаний в целостное синтетическое знание необходимо иметь первоначальное синтетическое единство. Простой пример: чтобы написать роман как целостное произведение искусства, необходимо изначально иметь сюжет и соблюдать единство темы. Для научной дисциплины первоначальным синтетическим единством является ее предмет. И подобно тому, как из отдельных рассказов не сложится роман, так из синтеза «разделенной по цехам науки», не сложится единая наука, и мы опять вернемся к варианту А.Н. Чумакова.

Наиболее детально разработанной является концепция Э.А. Азроянца. Здесь предмет глобалистики определяется по трем основаниям: «1. Главные (центральные) цели и задачи, являющиеся исключительной прерогативой глобалистики (принцип уникальности). 2. Периферийные цели и задачи, состоящие в основном из специализированных проблем глобального характера (принцип междисциплинарности). 3. Структура проблемного поля глобального знания, включающая все формы мышления (принцип энциклопедичности)[4]». Определяя предмет глобалистики по первому основанию, Э.А. Азроянц приводит перечень исторических форм глобализации и формообразующих процессов, «отражающих практически всю траекторию всемирной истории[5]». Остается указать тот единый глобальный процесс, компонентами которого являются эти формообразующие процессы (подобно тому, как по компонентам вектора отыскивают сам вектор). И тут происходит удивительное: нам говорят, что предмет глобалистики – глобальные отношения (см. табл. 1). Удивительно то, что перед этим речь шла только о глобальных процессах и ни слова не говорилось о глобальных отношениях. И после этого о них говорится всего в одном абзаце, где сделана попытка определить отношения через процессы. Остается непонятным, зачем понадобился этот термин-посредник, и почему бы ни определить предмет глобалистики напрямую через процессы.

Надо заметить, что в концепции Э.А. Азроянца /1/ предмет глобалистики в одном случае – «процессы, формирующие целостность», в другом – «общее состояние целостности», в третьем – «глобальные отношения». В двух первых случаях речь, очевидно, идет о компонентах предмета, но остается неясным, как соотносятся с ними глобальные отношения.

При определении предмета глобалистики по второму основанию указывается, что «Глобальные проблемы создают своеобразное полидисциплинарное пространство, в котором может работать любая дисциплина. Но собрать их все в единую конструкцию для принятия общего решения должна именно глобалистика[6]». Здесь надо повторить сказанное выше: чтобы получить единое синтетическое знание, необходимо иметь первоначальное синтетическое единство в виде предмета науки, изначально названного «открытым текстом».

Третье основание имеет в виду вмонтировать в предмет глобалистики ноуменальный мир. Это логично, ибо предмет науки с гордым названием «глобалистика» должен включать в себя все предметы мышления, в том числе, и ноумены. Но предмет глобалистики не может сложиться как сумма компонентов, определяемых тремя разными основаниями. Напротив, необходимо изначально указать в качестве предмета единый эмпирически наблюдаемый процесс, в котором последующий анализ может выделить или три слоя (М.А. Чешков /1/ или три основания, или иные структурные единицы.

Подводя итог, можно констатировать, что при всем различии рассмотренных концепций, у них есть общее: их авторы анализируют проблемное поле глобалистики, не указав в качестве ее предмета единый глобальный процесс.

2.      Какой глобальный процесс изучает глобалистика?

Исторически понятия «глобализация» и «глобалистика»  вошли в науку в конце ХХ века, когда потребовалось научное отражение качественно новой стадии развития мировой экономики. Сущность этой стадии, по словам Ю.В. Шишкова /1/  ,  состоит в том, что «мировое сообщество из рыхлой совокупности более или менее взаимосвязанных стран превращается в целостную экономическую систему, где национальные (страновые) социумы оказываются составными элементами единого всемирного хозяйственного организма[7]». В связи с этим возникает вопрос: является ли эта стадия лишь индикатором некоторого глобального социального процесса, который протекал всегда, но не попадал в поле зрения науки, пока ни приобрел развитые, зримые черты «целостной экономической системы»? Или последняя есть явление исключительное и только с ней и можно связывать понятия о глобализации  и глобалистике? Существует два подхода к указанной проблеме: узкий и широкий. Согласно первому, было бы преувеличением «говорить о процессах глобального масштаба до эпохи Великих географических открытий[8]». Есть еще более радикальные позиции, когда глобалистику рассматривают как науку, «исследующую закономерности и категории рождающейся на наших глазах глобальной цивилизации[9]». Понятие глобализации относится сторонниками этого подхода только к современному этапу развития человечества: «В этом понятии «схвачена» сущность нового явления, зафиксирован качественно новый характер процессов интернационализации и экономической интеграции[10]».

При широком понимании глобалистика рассматривается как раздел «знания о глобальном, если при этом мы понимаем под «глобальным» весь человеческий род как целое, а главное – те процессы, которые формируют целостность в процессе социокультурной эволюции и исторического развития[11]». Соответственно понятие глобализации трактуется более широко: «глобализация есть процесс формирования (развития) предельной целостности, в рамках которого происходит собирание и связывание множества разных составляющих в одно целое, отличное от этого множества[12]».  Э.А. Азроянц проводит важное различие между целостностью как имманентным свойством целого (глобальности) и глобализацией  как процессом, формирующим целостность.

Отправной точкой  понимания глобалистики, описанного ниже, послужило следующее положение Э.А. Азроянца: «Глобалистика – это наука о некоем общем состоянии целостности, которое может быть присуще всем объектам, процессам и явлениям[13]» (выделено мной – С.П.). Э. А. Азроянц /2/ ввел термин «социоглобалистика», оставляя место для дисциплин, изучающих глобальные процессы в других областях. Эти «специализированные глобалистики» своей совокупностью должны образовать обобщающую науку глобалистику. Это положение эвристично тем, что побуждает сравнить глобальные явления в жизни человечества с процессами, которые протекают в объектах других наук, а все познается в сравнении. Сравнительный анализ глобальных процессов представлен в таблице 2.

                                                                                                                    Табл. 2

Глобальные процессы (предметы наук)	Законы	Названия наук
Эволюция «термосферы»: возрастание энтропии, ведущее к  «тепловой смерти»  вселенной	Начала термодинамики	Термодинамика (термоглобалистика)
Эволюция биосферы: порождение многоклеточных организмов из одноклеточных и становление биосферы как единого организма	Закон естественного  отбора	Биодинамика (биоглобалистика)
Эволюция социосферы: очеловечивание людей  в ходе гуманизации общества  и становление социосферы как единого сообщества	Закон социально- естественного  отбора	Социодинамика (социоглобалстика)

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Прежде всего, мы вспоминаем, что во вселенной протекает поистине глобальный процесс роста энтропии («термоглобализация»), который ведет к глобальному состоянию вселенной, именуемому тепловой смертью. Для единообразия терминологии, можно ввести термин «термосфера», обозначив им модель вселенной, в которой протекает термоглобализация. Этот пример подтверждает необходимость терминологически различать понятия «глобализация» и «глобальное состояние» (целостность). Глобализация – процесс незавершенный (возрастание энтропии незавершенно). А тепловая смерть – предельный итог глобализации, глобальное состояние (целостность). Перефразируя слова Маркса /1/о том, что в продукте умирает процесс труда, можно сказать, что в глобальном состоянии системы умирает процесс глобализации.

Если в термосфере идет процесс деструктуризации, то биосфера – это биодинамический глобальный процесс порождения новых (живых) структур. Он состоит в том, что, во-первых, живые организмы прошли эволюционный путь от простейших одноклеточных до сложных многоклеточных организмов; во-вторых, вся биосфера в целом сформировалась как единый сверхорганизм. Это биоглобализация. Этот пример полезен тем, что помогает различать два вида глобализационных процессов. Первоначально биосфера занимала, вероятно, только узкую прибрежную полосу мирового океана, составляющую незначительную часть земной поверхности. Тем не менее, она (биосфера) уже тогда представляла собой процесс глобализации в его начальной стадии. А.Н.Чумаков /2/пишет: «Термин «глобальный» мы связываем с понятием «земной шар», т.е. имеем в виду всю планету в целом… Речь идет не о пространстве вообще, а только о том, которое имеет социальную обусловленность. В данном случае это будет вся сфера, в которой осуществляется деятельность человека, как на планете, так и в космосе[14]». Таким образом, термин «глобальный» нельзя понимать буквально, геометрически. Хотя пространство, имевшее биологическую обусловленность, первоначально было незначительным, но это уже была биоглобализация. Итак, мы видим два случая глобализации: в одном глобализация охватывает всю систему (термоглобализация вселенной). Это всесистемная глобализация (так сказать, «глобальная глобализация»). Другой случай – зародившаяся, но потенциально всесистемная глобализация, где под системой понимается объект, на котором или в котором зародился процесс глобализации.

Решая вопрос об определении понятия «глобализация», отметим, что чаще всего в него вкладывают содержание, которое делает его синонимом интеграции, и притом по преимуществу интеграции экономической. Однако в ряде работ (например, в цитированной выше работе М.А. Чешкова),) подчеркивается «антиномичность исторического процесса», которая «предполагает существование определенного баланса между противоположными тенденциями». На данном историческом этапе «интеграционные тенденции в своей совокупности превалируют над дезинтеграционными[15]». Но теоретически нельзя исключать, что в силу каких-то причин возобладают тенденции дезинтеграции, и возрастание «социоэнтропии» также будет вести к глобальному состоянию – «социальной смерти». Поэтому условимся называть термином «глобализация» процесс эволюции или инволюции системы к предельному значению ее параметров. Состояние системы при предельных значениях ее параметров будем называть глобальным состоянием.

Глобальное состояние (целостность) – это, как правило, идеальный конструкт, недостижимое состояние системы, к которым система может асимптотически приближаться, не достигая его. Поэтому трудно согласиться с Э.А. Азроянцем, что глобалистика – наука о некоем общем состоянии целостности, присущем объектам, процессам, явлениям. Если мы можем составить хоть какое-то представление о тепловой смерти вселенной, то о предельной целостности человечества мы можем знать только то, что она недостижима вообще, ибо человечество по своей природе не может дойти до потолка своего развития. Напротив, эволюция к этому недостижимому и неведомому потолку происходит здесь и сейчас. Следовательно, продуктивнее дать глобалистике простейшее определение: глобалистика – наука  о глобализации систем: о процессах эволюции систем к предельному значению их параметров (к глобальному состоянию, к целостности). Это определение включает в себя посильное  изучение состояний целостности, но сверх того оно содержит главное – изучение эволюции систем к этим зачастую практически недостижимым состояниям. Соответственно предметом глобалистики является глобализация – процесс эволюции системы к предельному значению ее параметров. Подчеркнем: процесс становится предметом глобалистики не из-за того, что он всеохватный, а потому, что ведет к предельному состоянию каких-либо параметров некоторой системы. Поясним это примерами. Распространение СПИДа – процесс, далеко не всеохватный, но он входит в предмет глобалистики, так как теоретически ведет к предельному состоянию одного из параметров человечества – здоровья людей – к поголовному заболеванию.  Другой пример: наука, изучающая глобальный процесс возрастания энтропии во вселенной, скромно именуется термодинамикой, а могла бы претендовать на звание «термоглобалистики». Но не потому, что этот процесс охватывает всю вселенную, а потому что он ведет к предельному состоянию – к тепловой смерти. Науку о законах эволюции биосферы можно назвать двояко: биоглобалистикой или (для переклички с термодинамикой) -  биодинамикой.

Переходя к социоглобалистике, в целях терминологического монизма, необходимо ввести понятие «социосфера». Это понятие используется в работах по глобалистике. В частности Э.А. Азроянц рассматривает социосферу как компонент Мегасоциума наряду с техносферой. Здесь же термин социосфера должен играть роль аналога биосферы, т.е. социосфера – это область жизнедеятельности человеческого общества, охватывающая верхнюю часть литосферы, гидросферу, атмосферу и космическое пространство. Ясно, что при таком понимании социосферы техносфера является ее компонентом.

 Если биосфера – это биодинамический глобальный процесс, то социосфера – это социодинамический глобальный процесс. Там – эволюция от одноклеточных до многоклеточных; здесь – эволюция от антропоидов до современных людей. Там – становление биосферы как единого организма; здесь – становление социосферы как единого сообщества. Там – глобальный процесс естественного отбора; здесь – социально-естественный отбор. Науку о глобальном процессе очеловечивания человека и гуманизации общества естественно назвать социоглобалистикой или социодинамикой. Социодинамика – теория очеловечивания человека в процессе гуманизации  общества. Гуманизация общества – поистине глобальный процесс, поскольку он вбирает в себя эволюцию экономики, науки, искусства, религии, психологии, анатомии, нравственности, морали и т.д.  Однако социодинамика не сумма знаний, добытых всеми науками о человеке и  обществе. Процесс очеловечивания человека в ходе гуманизации общества (в дальнейшем для краткости будем говорить о процессе гуманизации человека и общества) имеет свои закономерности. Этот процесс глубоко противоречивый. О нем можно сказать тоже, что выше было сказано об антиномичности глобализации: он представляет собой борьбу двух тенденций – развития человечности в отношениях между людьми и рецидивов животного эгоизма. Какая из двух тенденций превалирует на данном историческом этапе,  это зависит от великого множества случайных обстоятельств. По этой причине прогресс в очеловечивании человека и гуманизации общества имеет статистический характер и просматривается лишь на больших интервалах времени. Поэтому социодинамика  подобно термодинамике и биодинамике изучает статистические закономерности эволюции социосферы.

Итак, мы имеем два ряда названий наук: один берет начало от классической термодинамики, другой – от новомодной глобалистики. Это сопоставление сделано не для того, чтобы  рекомендовать новые термины физикам и биологам. Напротив, сопоставление с физикой и биологией сделано ради прояснения содержания понятий, используемых в глобалистике. Главный вывод из этого сопоставления состоит в том, что социоглобалистика соотносима со статистической социодинамикой. Строго говоря, термину «социоглобалистика» надо соотнести термин «социоглобализация». Но поскольку вся эта «глобальная» терминология не будет применяться ни в физике, ни в биологии, а всеобщую распространенность имеют «глобалистика» в смысле «социоглобалистика» и «глобализация» в смысле «социоглобализация», то в  дальнейшем будем использовать именно эти общераспространенные термины.

Завершая терминологический обзор, отметим, что терминология предложенная в таблице 2 отличается монизмом, который способствует философским обобщениям, сравнениям разных наук, помогает решить задачу, указанную в эпиграфе (найти в историческом процессе аналогии и связи с естественной историей, с закономерностями окружающей среды).

Особо подчеркнем, что термин «социодинамика», имеет несколько преимуществ перед термином «глобалистика». Первый говорит сам за себя, тогда как второй – «немой» неологизм, требующий расшифровки.

Ряд исследователей (Э.А. Азроянц /3/, К.З. Акопян М.А. /1/ Чешков /2/) подчеркивают, что, изучая глобализацию, надо рассматривать вкупе с процессами, соединяющими человечество, и процессы, его разъединяющие. Однако этимология термина «глобалистика» всякий раз ориентирует мысль только на интеграцию и на то, что этой науке специфичен некий глобальный объект, например, экономика, как общемировая система. Магия этимологии столь сильна, что даже ученые, осознающие необходимость рассматривать интеграцию и дезинтеграцию в их взаимосвязи, все же дают определение глобализации через «собирание и связывание множества разных составляющих в одно целое» (см. цитированное выше определение Э.А. Азроянца). Поэтому никакие напоминания не справятся с пагубным воздействием на мысль этимологически «однобокого» термина. Термин социодинамика лишен этого недостатка. Он нейтрален и в равной мере охватывает процессы интеграции и дезинтеграции. Он подчеркивает, что спецификой этой науки является своеобразный ракурс, под которым рассматривается социосфера (закономерности, сопровождающие эволюцию человечества со времени его зарождения), и поэтому в ее объект входят как современный «глобальный мир», так и древнейшие сообщества гоминид.

Далее, даже самый глобальный процесс имеет свою микроструктуру. Чтобы из поля зрения социодинамики не выпала микроструктура глобальных процессов, ее можно (по ана­логии с макроэкономикой и микроэкономикой) подразделять на макросоциодинамику и мик­росоциодинамику. Если предметом первой являются закономерности филогенетического развития социосферы, то предмет второй составляют взаимоотношения между онтогенезом и филогенезом. Эта проблема становится тем актуальней, чем с большим ускорением развива­ется человечество: если в древности заметные филогенетические изменения проявлялись со сменой многих поколений, то ныне они проявляются в пределах жизни одного поколения. В этой же сфере лежат интереснейшие проблемы возможностей рационального планирования онто- и филогенетического развития человечества и управления ходом исторических событий (со­отношение стихии страстей и разума). Ниже будет показана продуктивность соотнесения онто- и филогенеза на примере решения проблемы соотношения идеалистического и материалистического понимания истории.

Сравним социодинамику с другими науками. Всемирная история тоже изучает развитие человечества, но она привязывает этапы его эволюции к конкретным сообществам, к датам, лицам и т.д. А в поле зрения социодинамики находятся статистические закономерности, которые, как в физике, не зависят от конкретных начальных условий. При таком подходе антропосоциогенез рассматривается с позиций самых общих гипотез  об условиях жизни антропоидов и законов их развития без учета географии и датировки  конкретных антропологических находок, а  исторические факты используются для сравнения их со следствиями, вытекающими из законов развития общества. Эту историю, являющуюся одним из разделов социодинамики, можно назвать эволюционной историей, подчеркивая этим, что в ней изучаются этапы истории социосферы, рассматриваемой с позиций общих законов ее развития.  Если принять предложенное А.П. Назаретяном/1/ подразделение истории на Универсальную, Глобальную и Всемирную, то предмет эволюционной истории в значительной мере совпадает с предметом Глобальной истории, которая «изучает прошлое Земли и биосферы, включая становление человечества как геологического фактора[16]». Начальной временной границей социосферы является «первый исторический акт» (термин Маркса), который провел черту между антропоидами и гоминидами.

По аналогии с эволюционной историей можно ввести понятие «эволюционная психология» – раздел социодинамики, изучающий закономерности формирования психических функций в ходе социально-естественного отбора. Эволюционная психология охватывает и развитие психики животных как продукта естественного отбора, и поэтому она вполне заслуживает названия «глобальная психология».

В отличие от традиционной социологии, которая может заниматься изучением статичного состояния отдельного социума, эволюционная социология изучает именно эволюцию общественных отношений в масштабах всего человечества или достаточно большого числа социумов, взаимодействующих друг с другом на промежутке времени достаточно большом, чтобы могли проявиться статистические закономерности.

Социодинамика, разумеется, включает в себя геоэкономику, изучающую статистические закономерности экономической деятельности, но она рассматривает развитие экономических систем с точки зрения закона социально-естественного отбора.

Итак, социодинамика является самостоятельной научной дисциплиной не потому, что она имеет специфический понятийный аппарат. И дело не в том, что она изучает поистине глобальный объект – социосферу, так как тот же объект у всемирной истории, экологии, геополитики. Самостоятельной наукой ее делает особый предмет изучения – филогенетические закономерности эволюции социосферы и их соотношение с социальным онтогенезом.

В заключение отметим, что понимание предмета глобалистики  как процесса гуманизации человека и общества отвечает требованиям к предмету глобалистики, сформулированным Э.А. Азроянцем (см. выше). В самом деле, указанный предмет задает «главные (центральные) цели и задачи», отвечающие принципу уникальности, – изучение  законов онто- и филогенеза человечества. Принципу междисциплинарности отвечают проблемы эволюционной психологии, социологии и др. дисциплин, рассматриваемых в их взаимосвязи. Наконец, гуманизация человека и общества с самых ранних этапов сопровождались верой в существование ноуменального мира и теми или иными представлениями о нем. Следовательно, и ноумены органично вписываются в указанный предмет глобалистики.

Итак, глобализация социосферы – это очеловечивание человека в ходе гуманизации общества. Этот процесс всегда был глобальным и в том смысле, что вел (ведет и будет вести) к предельному уровню гуманизации, и в том смысле, что охватывал всю социосферу. Что касается содержательной стороны процесса, то человечество могло развиваться не иначе, как в постоянном взаимодействии образующих его сообществ.  Другое дело, что взаимодействие диких племен осуществлялось по принципу «война всех против всех», а ныне речь идет о построение единого мирового хозяйства, т.е. о сотрудничестве всех со всеми. Многие ученые называют глобализацией, только современный этап и соответственно ограничивают предмет глобалистики, отказываясь распространять эти понятия на ранние этапы очеловечивания. Но это явный терминологический субъективизм, ибо война всех против всех – промежуточное глобальное состояние, неизбежный эволюционный этап  на пути к сотрудничеству всех со всеми. Терминология – вещь условная, и сторонникам широкого понимания глобализации можно пойти на компромисс с оппонентами, согласившись понимать глобалистику как раздел социодинамики, изучающий современный этап эволюции социосферы. Но тогда единый эволюционный процесс гуманизации человека и общества был бы терминологически искусственным образом расколот надвое. При такой терминологии слова «глобализация» и «глобалистика» сразу показывают, что речь идет о современности и в этом ее (терминологии) удобство. Но при философском осмыслении глобализации и методологическом определении предмета глобалистики широкое понимание этих терминов имеет несомненное преимущество. Поэтому нет смысла вести бесплодный спор о словах (все равно все останутся при своих мнениях). Пусть каждый исследователь использует удобную ему терминологию. Важно только, чтобы авторы не забывали разъяснить читателям, какое значение они придают терминам.

 В данном докладе речь идет о законах эволюции социосферы, т.е. о законах социодинамики (глобалистики). Поэтому глобализация понимается предельно широко: как процесс гуманизации человека и общества, а глобалистика – как наука о законах этого процесса.

 

3. Закон социально-естественного отбора

как центральный закон социодинамики (глобалистики)

Древнегреческий философ Анаксагор/1/ провозгласил: миром правит разум. Однако мировая история дает слишком много оснований усомниться в этом и поверить мудрецу, сказавшему, что миром правят любовь и голод. История представляет собой такое пестрое нагромождение неповторяющихся событий, что многие философы высказывали сомнение в существовании единого закона развития общества. Но, несмотря на все богатство исторических коллизий, человечество развилось от животного состояния до нынешнего уровня без значительных попятных движений. Всякое поступательное движение имеет свой закон, и исторический процесс не может быть исключением.

Ясно и то, что этот закон имеет статистический характер, т.е. не управляет каждым отдельным случаем, а проявляет себя лишь как тенденция, которая прослеживается в огромной массе событий на очень длительных исторических  этапах. Статистический характер  закона развития общества упрощает его вывод в том отношении, что делает ненужным изучение отдельных сообществ, живших, допустим, в Междуречье или в Африке. Достаточно прослеживать эволюцию первого исторического акта, когда субъектами  деятельности являются идеализированные сообщества, основываясь на немногих постулатах и общих законах эволюции. Реальный исторический процесс, как уже говорилось, используется в качестве «наблюдательных данных», сопоставляемых со следствиями полученного закона.

История человечества заложена в первом историческом акте, подобно тому, как величественный дуб-великан заложен в маленьком желуде. Поэтому главная сложность вывода закона развития общества состоит в том, что его вывод невозможен без понимания сущности этого рокового акта, т.е. без удовлетворительной гипотезы о происхождении человека и общества. К. Ясперс/1/ /1/ писал: «В природе человека глубоко заложены действенные силы времен его формирования. Доистория – это время, когда произошло становление человеческой природы. Если бы мы могли проникнуть в доисторию, нашему пониманию стала бы доступна субстанциональная основа человеческой природы, поскольку мы увидели бы ее становление, условия и ситуации, которые создали человека таким, как он есть[17]». Ясперс с большим уважением относился к Марксу, но не проник в марксизм настолько, чтобы осознать: «субстанциальной  основой человеческой природы» являются общественные отношения. Независимо от марксизма ту же истину подтвердили эксперименты, поставленные его величеством случаем: дети, выросшие среди животных и возвращенные в общество, не становились полноценными людьми. Человеком не рождаются, а становятся в ходе социализации – вхождения в общественные отношения. Но если так, то мы можем обернуть задачу: зная субстанциальную основу природы человека, попытаться реставрировать «условия и ситуации, которые создали человека таким, как он есть». Точнее говоря, надо искать  условия возникновения и содержание первичного общественного отношения, которое заслуживает имени «первый исторический акт». При этом надо сразу отказаться от попыток связать этот акт с распределением ролей в коллективной охоте[18], т.к. охотиться на лосей стаями и при этом оставлять часть стаи в засаде могут и волки. Это должен быть акт взаимоотношения антропоидов и притом акт  гуманности, человечности.

Другим важнейшим ориентиром в поиске первого исторического акта является главный признак, которым человек отличается от животных. Этот вопрос не так прост, как может показаться на первый взгляд, и разные ученые называли разные отличительные признаки человека: мышление (Гегель /1/), нравственное чувство или совесть (Дарвин /1/), речь (Д. Бернал /1/), склонность к обмену (А. Смит /1/), производство (Маркс /2/). Однако при изучении системы, части которой движутся под воздействием приложенных к ним сил, прежде всего, необходимо изучить природу этих сил, законы, управляющие ими. Мало сказать, что человек отличается от животных мышлением (речью, склонностью к обмену и т.д.). Главное – объяснить, что побуждало предков человека мыслить, говорить и т.д. Гоминидам, вставшим однажды на путь очеловечивания, нужны были мощные постоянно действующие стимулы, чтобы не свернуть с этого нелегкого пути. Но, как ни странно, издавна и до наших дней в науках об обществе меньше всего внимания уделяется как раз потребностям – движущим силам человеческой деятельности. Один свежий пример: в интересной и содержательной книге А.П. Назаретяна[19]   рассматриваются векторы эволюции. Среди них – интеллектуальная способность и когнитивная сложность, но нет вектора развития потребностей – того вектора, без побудительного влияния которого не могли бы развиваться ни интеллектуальная способность, ни когнитивная сложность.

В настоящей работе развивается потребностный подход к пониманию истории. С точки зрения этого подхода, человек отличается от животных, прежде всего, своими потребностями, имеющими общественную природу. Точнее говоря, человек отличается от животных всей своей потребностно-способностной структурой, а следовательно, и мышлением, и речью, и т.д. Поэтому гипотеза о происхождении человека  должна объяснить происхождение 1) общественных отношений и 2) потребностно-способностной структуры человека. При этом первостепенное внимание уделяется рассмотрению эволюции потребностей – движущих сил живых существ. Таким образом, первый исторический акт надо искать как простейшее общественное отношение, возникшее на почве удовлетворения важнейших потребностей антропоидов.

1. Потребностный подход к пониманию истории

а. Основные понятия потребностного подхода.

Каждый человек по себе знает, что такое потребность: это процесс, который протекает в живом существе и сопровождается субъектив­ными переживаниями (потребностными состояниями). Понятие «потребность» очень емкое. Оно вбирает в себя два значения: требовать и потреблять. Потребность – процесс, который поддерживает себя в определенных параметрах, требуя от субъекта потребить некоторый внешний предмет – предмет потребности. Потребность, которая в данный момент создает отрицательные состояния, называют актуали­зированной (неудовлетворенной). Систему движений живого существа, направленных на овладение предметом потребности и его потребление, будем называть деятельностью субъекта. Заключительное действие деятельности, в результате которого потребляется предмет потребности, снимаются отрицательные и возникают положительные потребностные состояния, назовем мотивом деятельности. Мотив деятельности – это ее финал, ради которого осуществлялась вся деятельность. Предостережем читателя от терминологической неточности, которой грешат даже профессиональные психологи, когда они говорят, например, о «потребности в одежде», имея в виду защиту от холода. На самом деле человек имеет потребность в определенной температуре окружающего воздуха.  Одежда – лишь средство для овладения предметом потребности, каковым в данном случае является воздух с требуемой температурой. Знаменитая фраза «люди гибнут за металл» неточна: люди гибнут за предметы потребностей, приобретаемые на металл, который является лишь средством удовлетворения потребностей.

Для удовлетворения потребностей живые существа наделены способностями. Они тесно взаимосвязаны с потребностями и упорядочены по степени их значимости и уровню развития. Порядок взаимосвязи потребностей и способностей живого существа будем называть его потребностно-способностной структурой. Потребностно-способностная структура является родовым признаком живых существ. Это значит, что у всех живых существ, принадлежащих к данному роду, один и тот же набор потребностей и способностей, но у одних индивидов сильнее развиты одни способности (потребности), у других – другие. Различие в уровне развития отдельных способностей (потребностей) может быть столь значительным, что может казаться, будто  некоторые способности (потребности) у данного индивида отсутствуют вообще. Но это иллюзия: у всех существ данного рода один и тот же набор потребностей (способностей), подобно тому, как у них одинаковый набор физиологических органов.

б. Сравнение потребностного подхода к анализу исторического процесса с другими подходами.

Основной постулат потребностного подхода к пониманию истории прост: движущей силой исторического процесса являются потребности людей. Сущность его состоит не в том, что потребности признаются движущей силой человеческой деятельности и, следовательно, истории (это признано со времен Аристотеля /1/), а в том, что потребности признаются единственной движущей силой и возводятся в ранг объяснительного принципа (т.е. все объясняется через них и в связи с ними). Для лучшего понимания сущности потребностного подхода приведем примеры других подходов к построению научных теорий.

В своей «Философии истории» Гегель /2/ пишет: «Ближайшее рассмотрение истории убеждает нас в том, что действия людей вытекают из их потребностей, их страстей, их интересов, их характеров, способностей и притом таким образом, что побудительными  мотивами в этой драме являются лишь эти потребности, страсти, интересы, и лишь они играют главную роль[20][20]». Казалось бы, после столь высокой оценки роли потребностей они станут главным предметом анализа. Но у философа иное представление о взаимосвязи всеобщего и единичного: «Частные интересы вступают в борьбу между собой. Не всеобщая идея противополагается чему-либо и борется с чем-либо, не она подвергается опасности...  Можно назвать хитростью разума то, что он заставляет действовать для себя  страсти[21][21]...». На самом деле это хитрость философа Гегеля, который  настолько преклоняется перед разумом, что просто не в силах отказаться от мысли о его ведущей роли в историческом процессе. Поэтому он, волей-неволей признав побудительную силу потребностей, поворачивает дело так, чтобы представить потребности всего лишь полномочными представителями разума. Но эта хитрость наталкивается на то препятствие, что еще более хитрый философ может объявить мировой разум – инструментом, с помощью которого находит свое удовлетворение мировая потребность, каковую в свою очередь можно считать хитростью сверхразума и т.д. Мы придем к той самой дурной бесконечности, против которой настойчиво предостерегал великий философ. Поэтому потребностный подход отбрасывает всякого рода «мировые надстройки» над историческим процессом и рассматривает в качестве движущей силы истории потребности реально живущих женщин и мужчин.

Марксизм сделал значительный шаг в направлении потребностного подхода. Ф. Энгельс /1/ /1/ писал: «Люди  привыкли объяснять свои действия из своего мышления вместо того, чтобы объяснять их из своих потребностей[22]». Первой предпосылкой истории, по Марксу, является тот факт, «что люди должны иметь возможность жить, чтобы быть в состоянии «делать историю». Но для жизни нужны прежде всего пища, питье, жилище, одежда и еще кое-что... Второй факт состоит в том, что сама удовлетворенная первая потребность, действие удовлетворения и уже приобретенное орудие удовлетворения ведут к новым потребностям[23]». Но Маркс /3/, как и Гегель, не ставит потребности в центр внимания. В теории Маркса потребности людей рассматриваются не как движущие силы истории, а скорее как стартер, запускающий двигатель, каковым Маркс считает производительные силы.

Итак, и Гегель, и Маркс отдают должное потребностям как побудителям человеческой деятельности, но они не удостаивают их высокого звания движущих сил истории. Для Гегеля двигатель истории – мировой разум. Для Маркса – производительные силы. Теперь читателю нетрудно понять сущность потребностного подхода к анализу истории: согласно этому подходу движущими силами истории являются потребности людей во всей их непосредственной простоте.

Потребностный подход позволяет внести ясность в решение принципиального вопроса о движущей силе эволюции животного мира. Для Дарвина жизнедеятельность животных – не деятельность, направленная на оптимальное удовлетворение потребностей, а борьба за существование, которая «неизбежно вытекает из быстрой прогрессии, в которой все органические существа стремятся размножаться[24]». Но животными движут потребности, а не прогрессии размножения, о которых они ничего не знают. Сравнивая прогрессии размножения организмов и возрастания пищи, нельзя забывать, что пищей для организмов являются другие организмы. Поэтому геометрическая прогрессия нарождающихся особей необходима  для того, чтобы «прокормить» всех, кто поедает организмы данного вида, и оставить хотя бы не меньшее потомство, т.е. поддержать квазиравновесное состояние биосферы. Следовательно, «стремление» живых организмов размножаться в геометрической прогрессии – это не особый закон природы, порождающий борьбу за существование, а, напротив, следствие этой борьбы. Это всего лишь одно из проявлений естественного отбора: «счастливчиками», дожившими до половой зрелости, как правило, оказываются потомки наиболее плодовитых особей. Поразительный факт! Биолог Дарвин /2/, очевидно, знал о побудительной роли потребностей не хуже философа Гегеля и экономиста Маркса. Но и Дарвин был настолько далек от мысли  видеть в потребностях движущую силу эволюции животного мира, что в поисках этой силы он принял за особый закон природы «закон Мальтуса /1/» – феномен, являющийся простым следствием закона естественного отбора.

2. Общие принципы и законы природы, лежащие в основе теории гуманизации человека и общества.

а. Общий принцип всех живых движений.

Природа поражает нас бесконечным разнообразием  движений. Но, пожалуй, более поразителен тот факт, что при всем их разнообразии любое «неживое» движение совершается по одному и тому же принципу, который называется «принцип наименьшего действия». Термином «действие» физики называют величину, которая зависит от сил, действующих на тело, от длины пути, пройденного им, и от времени движения. Катится шарик или течет электрический ток, испаряется жидкость или вращается планета – любое неживое движение осуществляется так, что его «действие» минимально.

Подобный принцип управляет и движениями, которые совершают живые существа, – «живыми» движениями. Животное обладает многими потребностями: в утолении голода, жажды и т.д. Поэтому  жизнедеятельность животного представляет собой сложную систему взаимосвязанных деятельностей. Животное не может ради какой-то одной потребности пренебречь всеми остальными. Естественный отбор дает преимущество тем особям, которые находят оптимальный вариант удовлетворения своих потребностей. Каждое живое движение, являясь элементом жизнедеятельности живого существа, подчиняется принципу направленности на оптимальное удовлетворение потребностей. Из бесконечного множества возможных движений живое существо осуществит то движение, которое воплощает его стремление к оптимальному удовлетворению потребностей. Этот принцип живых движений, который можно назвать «принципом оптимального удовлетворения потребностей», «отбирает» реально осуществленные движения из числа потенциально возможных движений подобно тому, как в сфере неживых движений это делает принцип наименьшего действия.

б. Законы развития потребностно-способностной структуры живых существ.

Закон естественного отбора позволяет установить законы развития потребностно-способностной структуры живых существ в ходе эволюции живой природы. Важнейшие первоочередные потребности живого существа – утоление голода и сохранение целостности организма. Чтобы съесть и не быть съеденным, животному необходима способность двигаться. Среди животных рождались мутанты, которым движение нравилось само по себе. Они двигались больше других особей, становились более тренированными и успешнее решали основные жизненные проблемы. В силу естественного отбора эти любители движения  с каждым поколением оставляли все более многочисленное потомство. Так в ходе эволюции все животные приобрели потребность в движении. Она проявляет себя в том, что длительная неподвижность вызывает отрицательное потребностное состояние, желание совершать движения ради самих движений (психологи называют эти потребности функциональными). Для того чтобы способности никогда не бездействовали и сохраняли свою готовность к решению жизненно важных задач, каждая способность становилась потребностью – такова мудрость естественного отбора. Следовательно, законы развития потребностно-способностной структуры живых существ можно сформулировать так: 1. В ходе эволюции потребностно-способностная структура животных усложнялась – обогащалась новыми способностями и потребностями. 2.  Каждая новая способность, развившаяся ради удовлетворения прежних потребностей, сама становилась новой потребностью.

Указанные законы позволяют классифицировать потребности. К первому классу естественно отнести первичные неотложные потребности: потребность в самосохранении, в пищеварении, в дыхании, в продолжении рода, в определенной температуре окружающей среды. Второй класс – вторичные (функциональные) потребности, возникшие из способностей, «обслуживающих» неотложные потребности: потребность в движении, в осязании, в зрении и т.д. Их неудовлетворение не ведет к быстрой гибели, но создает дискомфорт для организма.

В заключение заметим неудовлетворительность понимания эволюции как «борьбы за существование», «приспособления», «переживания наиболее приспособленных» по сравнению с пониманием ее как жизнедеятельности, направленной на оптимальное удовлетворение потребностей. Выживать, приспосабливаться удобнее существам с наименее развитыми, примитивными потребностями, тогда как эволюция, направляемая стремлением живых существ к оптимальному удовлетворению потребностей, шла по пути усложнения потребностной сферы и активной экспансии жизни.

в. О скачках в эволюции, создающих качественно новые системы.

Возникновение человека явилось качественным скачком в эволюции животного мира, поэтому сделаем несколько общих замечаний о скачках в эволюции систем. Прежде всего, важно уяснить, что элементами систем являются не материальные частицы сами по себе, а их движения. Солнечная система – это не планеты, кометы, метеориты и т.д., а их движения под воздействием Солнца. Поэтому скачок в эволюции системы – это такая стадия ее развития, когда движения-элементы одного вида заменяются движениями другого вида. При этом движущиеся частицы могут не изменить свою структуру – скачок первого рода (пример – закипание воды)  или изменить ее – скачок второго рода (пример – образование льда).

Биосфера с ее неспешным формированием новых видов путем естественного отбора представляет собой квазиравновесную систему. Она квазиравновесна, так как возникают новые виды. Она квазиравновесна, ибо новый вид – это все-таки вид животных, появление которого не меняет характера эволюции биосферы. Появление человека можно считать скачком второго рода, при котором появились не только качественно новые взаимосвязи между частицами (общественные отношения), но качественно изменилась структура самих «частиц» (возникли личности). При этом нельзя забывать, что под структурой здесь понимается потребностно-способностная структура, и лишь во вторую очередь – анатомическое строение.

Итак, нам надо установить: 1) какие факторы вывели стаи антропоидов из квазиравновесного состояния; 2) какие новые способности потребовались в неравновесной ситуации и какие новые потребности приобретали гоминиды; 3) как видоизменился естественный отбор применительно к развитию человека.

3. Проблема первого исторического акта

Ориентирами для поиска первого исторического акта служат следующие критерии, которым должно отвечать это событие.

1. Очень простое действие (ведь оно совершено антропоидами), отвечающее жизненным интересам антропоидов.

2. Акт человечности, поскольку он положил начало очеловечиванию.

3. Акт, отвечающий законам синергетики.

Начнем с последнего момента. Согласно синергетике[26], в системе существует определенный порядок элементов и параметр порядка – фактор, создающий и поддерживающий порядок. Качественно новая система возникает, когда некий возмущающий фактор выводит прежнюю систему из равновесия до такой степени, что параметр порядка утрачивает силу, и возникает новый параметр порядка. При этом новая система формируется по принципу автокатализа, причем роль катализатора играет новый параметр порядка, заставляя элементы создавать его и дальше. Например, в стаях обезьян существует биологическая иерархия – порядок, при котором первым насыщается вожак. Параметр порядка – физическая сила вожака.

Спрашивается, что могло вывести стаи антропоидов из равновесия и устранить прежний параметр порядка? Ключом к решению этой задачи служит факт, известный из зоопсихологии. Когда в стае обезьян, добывающих бананы с помощью палок, вспыхивает драка, они бросают палки и дерутся кулаками, зубами, но не палками. Именно поэтому они до сих пор обезьяны. Допустим, что антропоиды начали жить в пещерах и научились-таки драться палками и камнями. Тогда щупленький Давид мог победить вожака-Голиафа, и физическая сила перестала действовать в качестве параметра порядка. Биологическая иерархия рухнула. На смену ей пришел принцип «кто успел, тот и съел», который провоцировал постоянные драки. Но если в драках безоружных особей инстинкт подсказывает слабому, когда выйти из борьбы, то при использовании орудий этот инстинкт не работает, так как  никто не знает, какой удар будет смертельным. Таким образом, фундаментальные инстинкты антропоидов – инстинкт борьбы за пищу и инстинкт самосохранения - пришли в неразрешимое противоречие друг с другом. Поэтому одно из двух: либо подавить агрессивно-хватательный инстинкт и установить качественно новые отношения между членами стаи, либо погибнуть в братоубийственных драках. Именно такими качественно новыми отношениями стал мирный дележ добычи, а новым порядком стал прижизненно установленный принцип дележа

Вооруженная борьба внутри стаи сыграла роль разрушителя прежнего параметра порядка, но она не могла создать новый параметр. Установление прижизненно изобретенного принципа дележа, осуществление дележа по этому принципу – суть деятельности, качественно отличные от деятельностей, направленных на удовлетворение биологических потребностей. Поэтому движущими силами этих деятельностей могли стать только качественно новые потребности, получающие свое удовлетворение именно в рамках дележа добычи. Тогда новые потребности работают на развитие отношений дележа, дележ развивает потребности и т.д. начинается автокаталитический процесс очеловечивания (см. таблицу 3).

 

Таблица 3

 Синергетическая схема происхождения и развития человека и общества.

Субъекты	Движущие  силы	Онтогенез			Филогенез
		Параметр порядка  и его источник	Порядок  и механизм его формирования		Параметр порядка  и механизм его формирования		Порядок  и механизм его формирования
Стаи животных	Биологические потребности	Инстинкт физической силы ↑ Генетическая наследственность	Биологическая иерархия ↑ Борьба  инстинктов внутри стай		Инстинкт физической силы ↑ Внутривидовая и  межвидовая борьба		Биологическая иерархия ↑ Естественный отбор
	Неразрешимые противоречия инстинктов антропоидов  →
		→    Первый  исторический  акт   ← (дележ добычи  = распределение средств и предметов потребностей)                                    ↑                                                                                ↑
Сообщества людей	←        ↓         ↓       Ведущие потребности → + Биологические потребности
		Распределительный принцип, воплощенный в механизме управления → сообществом       ↑   Социально → обусловленная деятельность		↑      → Производство и распределение средств и предме-тов потребностей внутри сообщества ↑   Борьба мотивов деятельностей внутри  сообществ	Производительные →       силы        → сообществ     ↑   Социальное наследование и  борьба между→  сообществами	↑ Производство и распределение средств и предметов потребностей внутри системы сообществ ↑    →     Социально- естественный отбор

 

а) О формировании потребностно-способностной  структуры человека

Многое о процессах, протекавших на заре человечества, можно понять из явления сублимации, открытого Фрейдом /1/. Ради завоевания благосклонности возлюбленной мужчины стремятся отличиться в какой-нибудь деятельности. Это явление возникло с появлением дележа. Очевидно, охотник, принесший добычу, вознаграждался при дележе лучшей долей, что повышало его статус в глазах соплеменниц. Добыча охотника и воина стала теперь не только предметом удовлетворения потребности в пище, но и средством завоевания благосклонности женщин.

Далее, во время дележа добычи предки людей  выражали одобрение удачливому охотнику звуками, жестами. По общему закону развития потребностно-способностной структуры способность воспринимать одобрение обернулась потребностью в одобрении – потребностью в славе. В отличие от потребности в пище эта потребность «ненасытна», она побуждает совершенствовать орудия даже тогда, когда пища имеется в изобилии. Но эту потребность (как и потребность во власти, возникшей из способности управлять дележом) можно рассматривать как следствие сублимации, так как слава и власть способствуют завоеванию благосклонности женщин. Подлинная эмансипация мужчин наступила, когда способности совершенствовать орудия и успешно использовать их породили еще одну новую потребность: потребность  заниматься избранной деятельностью «из любви к искусству».

С появлением дележа возник и вопрос, каким должен быть распределительный принцип – принцип, по которому распределяются между членами сообщества предметы и средства потребностей. Распределительный принцип был, есть и будет вечным предметом борьбы между людьми. Способность изменять распределительный принцип породила потребность в справедливом устройстве общества. Здесь речь идет не о борьбе за то, чтобы борцам доставалось больше пищи, одежды и т.д. Речь – о совершенно «бескорыстной» потребности в справедливости, в силу которой украинский парень говорит: «Я  хату покинул, ушел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать». Других та же потребность ведет на смерть ради монархии[27].

Итак, мы видим, что из акта дележа добычи вырастала потребностно-способностная структура человека. В дополнение к первичным (неотложным) и вторичным (функциональным) потребностям появился принципиально новый класс потребностей, которые можно назвать «ведущими потребностями». Их особенность в том, что они определяют стратегию жизнедеятельности человека, «ведут» его по жизни.

Ведущие потребности качественно отличны от потребностей животных. Во-пер­вых, они имеют не биологическую, а общественную природу: они возникают только в сообществах в связи с общественными отношениями и в принципе не могут возник­нуть в изолированных семьях. Во-вторых, они «ненасытны», т.е. актуализированы по­стоянно, тогда как все потребности животных актуализируются периодически. Сытый лев равнодушно смотрит на пасущихся рядом зебр и не проявляет никакой активно­сти. Периодичность актуализации потребностей животных является важным условием сохранения квазиравновесного состояния животного мира. Напротив, «человек произ­водит даже будучи свободен от физической потребности, и в истинном смысле слова только тогда и производит,  когда он свободен от нее[28]». Постоянная актуализация ве­дущих потребностей человека является непрерывно действующим фактором неравно­весного состояния человечества, источником его все ускоряющегося, взрывоподоб­ного  развития.

б)  Дележ добычи как исток всемирной истории

Покажем, что в дележе добычи заключены и все политико-экономические взаимоотношения, что он является ««генетическим» кодом исторического процесса» (см. эпиграф).

Самое главное, что с дележом появляется принцип распределения предметов и средств потребностей между членами сообщества (распределительный принцип). Все проблемы  нравственности и морали, содержание понятий справедливости, добра и зла, равенства и свободы – все это, так или иначе, связано с распределительным принципом. Все войны и революции, восстания и мятежи, заговоры и перевороты – все потрясения, составляющие содержание всемирной истории, – это не что иное, как борьба людей за изменения принципа распределения жизненных благ. А что такое глобализация? Это, прежде всего, новый принцип дележа средств и предметов потребностей. Если дикие племена боролись за лес, богатый дичью, за речку, богатую рыбой, то теперь решаются вопросы распределения жизненно важных ресурсов в масштабах всей планеты. Таким образом, оказалось, что первый исторический акт – он же и последний.

Из дележа вырастает и экономическая структура сообществ. Когда охотник отдает добычу для дележа на всю стаю, его добыча превращается в собственность, а он становится собственником. Собственником чего? Собственником «части» общественных отношений, в которые будет включен охотник, благодаря своей добыче, предоставленной для дележа: определенное внимание к нему, его авторитет при принятии решений и т.д. Даже кусок мяса, который он получит при дележе, это нечто большее, чем тот же кусок, который охотник съел бы без дележа: теперь это еще и общественная оценка его успехов. Ни один атом не изменяется в добыче, предоставленной для дележа, и все же дележ придает ей новое качество: она становится мерой общественной роли охотника – его собственностью.

Чтобы стать собственником добычи, ее надо отдать(!) сообществу. Но для этого необходимо обрести свободу от автоматизма инстинктивной деятельности. С дележом возникает свобода воли, а ее Гегель называл исходной точкой  права. Именно там – под сводами первобытных пещер закладывались первые правовые отношения.

Благодаря дележу  получают пищу те члены сообщества, которые по каким-либо причинам не участвуют в ее непосредственном добывании. Они могут благодаря этому сосредоточиться на других делах, в частности, на изготовлении орудий. Так дележ дает начало разделению труда – фундаменту экономики.

 Когда охотник делится своей добычей, он обменивает долю реальной добычи, на долю, которую сможет получить в будущем. Тем самым дележ предвосхищает кредит – важнейший экономический институт.

Дележ не может осуществляться сам собой. Его осуществляет или вожак, или «общее собрание» сообщества, или облеченные доверием члены сообщества. Поэтому дележ привносит в сообщество тот или иной механизм управления, из которого со временем вырастает государство.

Итак, первый исторический акт – дележ добычи между членами сообщества – акт гуманности, человечности, поскольку он устраняет братоубийственную борьбу за пищу между членами сообщества, дает шанс выжить тем индивидам, которые остались без добычи. Это исходный акт человечности, положивший начало человеку. Дележ добычи – простейшая форма общественных отношений, из которой вырастает все богатство потребностно-способностной структуры человека и весь политико-экономический строй современного общества.

4. Трансформация естественного отбора в связи с возникновением дележа.

Для того чтобы установить закон развития общества, необходимо понять, как из­менился механизм фундаментального закона природы – естественного отбора – в связи с возникновением общественных отношений.

 Очень важно понять: дележ в корне противоречит естественному отбору, поскольку благодаря дележу пищу получают и слабые особи. Сохранение слабых особей в условиях естественного отбора ведет к деградации и вымиранию вида. И напротив, орудийная деятельность, во-первых, меняет сами понятия силы и слабости (Давид и Голиаф!), во-вторых, делает решающим фактором боеспособности изобретательность, а изобретатели никогда не отличались развитием мускулатуры. Таким образом, гуманный акт дележа, положивший начало очеловечиванию, мог возникнуть только вопреки естественному отбору как прижизненное изобретение предков человека. И это было поистине величайшее изобретение, подобного которому уже не будет никогда! Ведь оно заключает в себе источник очеловечивания (гуманизации) – процесса, который имеет начало, но не имеет конца.

Опыт осуществления дележа не может наследоваться генетическим путем, так как прижизненно приобретенные навыки не передаются по наследству. Для передачи этого опыта возник механизм социального наследования, при котором новые поколения получают  этот опыт от старших поколений путем прижизненного обучения.

Сохранение и развитие орудийных действий  также осуществляется через механизм социального наследования. Здесь он проявляет себя особенно наглядно. Звереныши рождаются во всеоружии: инстинкты, клыки, когти и т.п.– все при них с момента рождения. Но они действуют в тех же условиях, в каких действовали их предки. Дети рождаются беспомощными, но обучаются орудийным действиям, созданным усилиями многих поколений, и получают в наследство  среду обитания, преобразованную этими действиями.

Итак, опыт дележа добычи и постоянно обогащающийся арсенал орудийных действий – вот те богатства, которые накапливали первобытные сообщества и которые во все большей степени определяли их боеспособность. В разных сообществах принцип распределения был гуманным в разной степени. Разными были и арсеналы орудийных действий. Для гуманизации нарождающегося человечества, было необходимо, чтобы Земля заселялась сообществами с все более гуманными распределительными принципами. Естественный отбор трансформировался в социально-естественный отбор. Социальный – поскольку, во-первых, признаки, отбираемые для передачи по наследству, и сам механизм передачи возникли в результате внутригрупповых отношений, не встречающихся в животном мире, – социальных отношений. Во-вторых, борьбу между отдельными индивидами заменила борьба между сообществами. Естественный – поскольку передать по наследству свои признаки удавалось тем сообществам, которые побеждали другие сообщества.

Итак, ведущие признаки очеловечивания сообщества – распределительный принцип и арсенал орудийных действий – передаются и развиваются через социально-естественный отбор, когда он действует на уровне сообществ. Значит ли это, что прекратился отбор полезных генетических мутаций, благодаря которому совершенствуются инстинкты и строение организма отдельных индивидов? Возникновение качественно новой системы  не отменяет прежнюю, а снимает ее, вбирает в себя в перестроенном виде. Общественные отношения решают ту же задачу, с которой в условиях неравновесного состояния «не справилась» инстинктивная деятельность. Эта задача – оптимальное удовлетворение потребностей индивида. Ее-то и решали совместными усилиями древние инстинкты и нарождающиеся общественные отношения.

Но общественные отношения не могли просто добавиться к инстинктам. Будучи системой более высокого порядка, общественные отношения преобразовывали инстинкты применительно к своей специфике. В условиях общественных отношений преимущество в конкурентной борьбе с соплеменниками получали  индивиды, более способные к прижизненному воспитанию и обучению. Поэтому именно  их качества передавались по наследству генетическим путем в большем числе случаев, чем качества индивидов, предрасположенных к инстинктивной деятельности. Отсюда следует, что встречающиеся в научной литературе утверждения, будто естественный отбор в человеческом обществе потерял всякое значение, лишены основания.

 Итак, социально-естественный отбор действует в направлении прямо противоположном, по сравнению с естественным отбором: вместо формирования у индивидов жестких комплексов инстинктивных действий, он формирует у них пластичность психофизиологической системы, т.е. способность к прижизненному обучению орудийным действиям и усвоению норм социально ориентированного поведения.

Эволюцию потребностно-способностной структуры человека в направлении снижения роли животных инстинктов и повышения роли потребностей-способностей, имеющих общественную природу, будем называть очеловечиванием индивида. Эволюцию сообществ в направлении гуманизации распределительного принципа и увеличения числа индивидов с высоким уровнем очеловечивания будем называть гуманизацией сообществ.

Из приведенных определений следует, что рассуждения, на каком этапе антропосоциогенеза сформировался «готовый человек», безосновательны, так как дикари очеловечены  в большей мере, чем их волосатые предки, варвары – в большей мере, чем дикари, наше поколение – в большей мере, чем варвары. Наши потомки будут смотреть на нас, допустивших позор чеченской войны, как на варваров или даже дикарей, и т.д. до бесконечности.

5. Вывод закона развития общества

История представляет собой борьбу сообществ – родов, племен, государств и т.д. Эта борьба началась вместе с зарождением человечества. Если бы победители определялись случайным стечением обстоятельств, то человечество до сих пор представляло бы собой совокупность племен, воюющих друг с другом. Следовательно, человечество привел к его нынешнему состоянию закон социально-естественного отбора. Он давал племенам «путевку в жизнь» по определенному критерию, который гуманизировал (очеловечивал) общество и его членов. Установить, какому критерию отвечали общественные отношения сообществ-победителей, – это и значит установить закон гуманизации общества.

Социально-естественный отбор на первых стадиях развития человечества сравнивал сообщества по их боеспособности. Главный фактор, определяющий боеспособность сообщества, – это уровень развития орудийных действий трудовых и боевых. Отсюда марксизм заключает: решающим фактором развития общества является производство. Концепция социально-естественного отбора делает это краеугольное положение марксизма очевидным: ведь именно производство определяет боеспособность сообществ. Дальнейшая задача состоит в выяснении, в силу каких причин одни сообщества достигают более высокого уровня производства, чем другие.

Два фактора в постоянном взаимодействии друг с другом определяют уровень производства: 1)изобретение и освоение все новых орудийных действий; 2)принцип распределения средств и предметов потребностей между членами сообщества. Изобретение эффективного орудия дает сообществу преимущество, но конкурирующие сообщества быстро перенимают опыт или приходят к нему своим путем. Поэтому побеждают сообщества, в которых созданы условия для постоянного массового трудового и военного творчества. Условия деятельности членов сообщества зависят от распределительного принципа, принятого в сообществе. Следовательно, задача о законе развития общества сводится к формулированию распределительного принципа, который обеспечивает наивысший уровень производства.

Орудийные действия – плод развития ведущих способностей, которые, в то же время, являются ведущими потребностями: потребность быть оружейником, а не крестьянином, крестьянином, а не врачом и т.д. Поэтому достаточно создать условия для удовлетворения ведущих потребностей (т.е. реализации ведущих способностей), чтобы сделать их неиссякаемым  «рогом изобилия». Если в сообществе будет тормозиться внедрение новых орудийных действий, например, из-за того, что специалисты работают ради пропитания вместо того, чтобы  заниматься своим делом, оно не досчитается продукции, важной для борьбы с сообществами-конкурентами. Поэтому оптимальным будет тот распределительный принцип, который обеспечит наибольшую отдачу от деятельности членов сообщества, а значит, и наибольшую боеспособность. Отсюда получаем следующую формулировку закона гуманизации общества: в ходе социально-естественного отбора побеждают те сообщества, чей распределительный принцип  наиболее близок к оптимальному варианту «каждому по его способностям создавать для сообщества средства и предметы потребностей[29]». 

Распределение здесь понимается не только как деятельность какого-либо специального органа (например, парламента, распределяющего бюджет), но и как распределение через посредство рынка, дарения, завещания и т.д. Аналогично и способности понимаются не как природные задатки, а как производительные способности, характеризуемые качеством и количеством продукта, реально производимого индивидом для сообщества.

Указанный принцип имеет в виду не столько вознаграждение, пропорциональное заслугам, сколько распределение средств труда и должностей: земля должны принадлежать наиболее рачительным хлеборобам, лаборатории и институты – самым талантливым ученым, должности – наиболее квалифицированным и порядочным профессионалам и т.д.

Необходимо пояснить, что распределение здесь понимается в широком смысле слова: не только как деятельность какого-либо специального органа (например, парламента, распределяющего бюджет), но и как распределение через посредство рынка, дарения, завещания и т.д. Аналогично и способности понимаются не как природные задатки, а как производительные способности, характеризуемые качеством и количеством продукта, реально произведенного индивидом для сообщества.

Важнейшим аргументом в подтверждение правильности указанного закона является то, что рыночный механизм распределения предстает здесь как частный случай общего механизма социально-естественного отбора. В условиях рынка принцип «каждому по его способностям создавать для сообщества средства и предметы потребностей» реализуется наиболее наглядно: каков предъявленный товар, таково и вознаграждение за него.

Закон развития общества можно сформулировать иначе. Назовем термином отчужденный труд вынужденный труд ради получения предметов неотложных потребностей, осуществляемый в ущерб развитию ведущих способностей (удовлетворению ведущих потребностей). Ясно, что, чем выше доля отчужденного труда, тем ниже развитие производительных сил. Поэтому в ходе социально-естественного отбора побеждают сообщества, в которых среднее количество отчужденного труда меньше, чем в конкурирующих сообществах.

Выше отмечалось, что каждое действие человека (как и у любого живого существа) закономерно направлено на оптимальное удовлетворение потребностей. Известно также, что потребность в реализации ведущих способностей у талантливых людей сильнее, чем у людей с посредственными способностями. Поэтому сообществам-победителям характерно то, что их члены наиболее полно реализуют свои ведущие способности, т.е. уровень удовлетворения их потребностей ближе к оптимуму (субъективному у каждого человека), чем в проигравших сообществах. Ясно, что речь здесь идет о сообществах, у которых боеспособность базируется на одинаковых технологиях, ибо отсталые народы выпадают из мирового (глобального) процесса социально-естественного отбора (что и приводит к их отсталости).

Конкурентная борьба сообществ стимулирует постоянное совершенствование арсенала  орудийных действий. Чем сложнее орудийные действия, тем выше уровень способностей, которые надо проявить при создании и использовании орудий. Чем выше уровень востребованных способностей, тем сложнее их реализовать и тем лучшие условия надо создать индивидам, чтобы они могли сосредоточиться на их реализации. Отсюда вытекает важное следствие: средний уровень удовлетворения потребностей работников  возрастает по мере повышения уровня способностей, востребованных сообществом.

Оптимальному распределительному принципу можно дать иную формулировку. Назовем термином «гуманность» действия, которые способствуют удовлетворению здоровых потребностей людей, а эконо­мически целесообразные действия назовем разумными. Любая экономически целесообразная акция спо­собствует удовлетворению потребностей людей, так как увеличивает количество предметов потребностей или делает более рациональным их распределение; следо­вательно,  все разумное – гуманно. И наоборот, любая гуманная  акция, помогая людям удовлетворить их неотложные потребности, помогает тем самым полнее реализовать производительные способности. Следовательно, каждая гуманная акция экономически целесообразна (разумна). «Все гуманное – разумно, все разум­ное – гуманно» – такова формулировка оптимального распределительного принципа в «гегелевской редакции».

Принципиально важно понять, что здесь речь идет не о субъективном гума­низме, провозглашенном в качестве доктрины тем или иным мыслителем, и не о бла­готворительности. Это не мировоззренческий и не религиозный гуманизм; это – со­циал-гуманизм – гуманизм, заложенный в самой природе общественных отношений и преумножаемый социально-естественным отбором (например, в форме разделения труда и обмена его продуктами). «Мудрость» социально-естественного отбора в том  и состоит, что он гуманизирует сообщества независимо от наличия в них собственно гу­манистических воззрений. Те сообщества, чей распределительный принцип объективно гуманнее, в ко­нечном итоге устраняют с исторической сцены менее гуманные сообщества – такова неумолимая диалектика истории, так через борьбу сообществ очелове­чивается (гуманизируется) человечество. Процесс гуманизации человечества – это лучшая иллюстрация закона борьбы и единства противоположностей. Война – явле­ние прямо противоположное гуманизму, но именно войны отбраковывали сообщества с негуманными распределительными принципами, сохраняя сообщества, распредели­тельный принцип которых позволял их членам более полно удовлетворять ведущие потребности (т.е. был более гуманным). Разу­меется, этот результат войн был лишь тенденцией, прослеживающейся на огромных исторических этапах.

4. Сопоставление исторических событий с законом развития общества

Цель этого сопоставления проверить, действительно ли стихийная реализация распределительного принципа «каждому по его способностям…» прослеживается на разных этапах истории и независимо от философских учений или религиозных проповедей гуманизирует человечество. Согласно вышеописанной гипотезе, сообщества людей возникли, когда в стаях антропоидов в условиях непримиримого противоречия между основными инстинктами был «изобретен» мирный дележ добычи по некоторому распределительному принципу. Сколько миллионов лет понадобилось на внедрение этого изобретения?  Какую роль играли при этом вожаки? Какой вклад внесли самки, ревнивые в борьбе за самцов, но сострадательные и к чужим детенышам? Эти и многие другие вопросы, связанные со становлением потребностно-способностной структуры человека в процессе развития первичного общественного отношения должны стать предметом эволюционной психологии.

Процесс гуманизации человечества протекал не так, что более гуманизированные сообщества передавали опыт своим отсталым собратьям. Напротив, сообщества, достигшие более высокого уровня гуманности в межличностных отношениях и вследствие этого ставшие более боеспособными, истребляли менее гуманизированные сообщества. По исследованиям Л. Моргана /1/ даже на стадии раннего варварства пленных сжигали, посадив на кол. Когда на средней стадии варварства возникли религии, пленных стали приносить в жертву богам. Изменение ритуала убийства – вот и все, что внесли религии в судьбу пленных. И только когда социальный и технический прогресс достиг уровня, позволившего использовать труд пленных, они получили возможность жить. Вождь племени, который первым обрек побежденных врагов на страшную участь рабов, стал величайшим гуманистом всех времен и народов: ведь он (очевидно, преодолев яростное сопротивление жрецов) избавил пленных от участи жертвенных животных. Тягловая сила раба – способность более высокого уровня, нежели способность исполнить роль жертвенного животного. Поэтому превращение пленного в раба радикально повысило уровень удовлетворения его потребностей: он получил возможность удовлетворять наиважнейшую потребность – потребность жить. Здесь закон развития общества, утверждающий, что уровень удовлетворения потребностей повышается (т.е. общество гуманизируется) с повышением уровня востребованных способностей, реализуется вполне очевидно.

Как уже отмечалось, наиболее выпукло принцип «каждому по его способ­ностям…» проявляется в условиях рыночной экономики. Однако эпоха станов­ления капитализма (как и эпоха рабства) не являла собой торжество гуманизма. Описание на страницах «Капитала» безжалостной эксплуатации рабочих  (даже детей!) потрясает сильнее любого романа, потому что Маркс просто цитирует акты фабричных инспекторов и приводит статистические сводки. Но, оценивая капитализм с позиции гуманизации общества (как и при оценке рабства) надо учитывать, какие общественные отношения он заменил. В 16 веке возникло массовое бродяжничество вследствие того, что множество крестьян было со­гнано с принадлежавших им земель, были распущены дружины феодалов. Все это великое множество людей, необученных никакому ремеслу, было обречено либо на участь разбойников, либо на голодную смерть. Но о, чудо! Вдруг выяс­нилось, что можно выполнять простейшую работу: поворачивать рычаги, на­жимать на педали и за эти немудрящие движения получать средства  существо­вания. Поскольку  были востребованы способности невысокого уровня, а ра­ботники, обладавшие этими способностями, были в изобилии, работодатели имели возможность содержать работников при минимальном уровне удовле­творения неотложных потребностей. Юридическое рабство сменилось рабст­вом экономическим. Но, во-первых,  экономическое рабство спасало от голод­ной смерти, подобно тому, как первобытное рабство спасало от смерти на жертвенном ко­стре. Во-вторых, средний уровень удовлетворения потребностей наемных рабо­чих был все-таки выше, чем у рабов, за счет удовлетворения потребностей в свободе перемещения и выборе вида деятельности. В-третьих, с возникнове­нием капитализма произошел революционный скачок в гуманизации борьбы между сообществами: вооруженную междоусобную борьбу феодалов заменила конкурентная борьба между капиталистическими предприятиями; кровавые войны  были заменены бескровными торговыми войнами.

 Наконец, в самой природе капитализма (в отличие от рабства и феодализма) за­ложен источник постоянного повышения среднего уровня способностей, востребо­ванных производством, а значит, и повышение уровня удовлетворения потребностей. Этот источник – необходимость всестороннего совершенствования производствен­ного процесса ради победы в  конкурентной борьбе. И если ныне рабочим японских фирм обед организуют так, чтобы они успели подремать в комнатах отдыха, то эти разительные перемены – проявление того же объективного закона, который обрекал на каторжный труд рабочих эпохи зарождения капитализма – закона движения обще­ства к распределительному принципу «каждому по его способностям...».  Тут дело не в том, что капиталисты испугались революции или они прониклись гуманными идеями. Логика конку­рентной борьбы требует эксплуатировать способности все более высокого уровня, а высококвалифицированного специалиста не заставишь работать по шестнадцать ча­сов в сутки и не будешь держать впроголодь.

 Капиталистам выгодно иметь бесплат­ные обучение и медицинское обслуживание, поскольку им нужны грамотные, здоровые рабочие. Им также выгодно содержать «резервную промышленную армию» за счет пособий по безработице, выплачивать хорошие пен­сии, чтобы проблема содержания престарелых родителей не отвлекала работников от производственных задач. Следовательно, в условиях капитализма развивается… со­циализм (!) по причине его выгодности для капиталистов.

Наглядным примером необходимости для сообщества приближать распределительный принцип к принципу «каждому по его способностям…», а не удаляться от него, служит история СССР. За несколько десятков лет (срок по историческим меркам ничтожный) СССР стал одной из двух сверхдержав. Объяснение этого находим у Н. Бердяева /1/: «Русская коммунистическая революция... низвергла господствующие, командующие классы и подняла народные слои, раньше угнетенные и униженные, она глубоко взрыла почву и совершила почти геологический переворот. Революция освободила раньше скованные рабоче-крестьянские силы для исторического дела[30]».

 Но параллельно с этим осуществлялось все более широкое воплощение извечной российской идеологии «кто у власти, тот и у сласти» - принципа, предельно далекого от того, который «рекомендует» ход истории. Это происходило на всех уровнях, но наиболее интенсивно – в высших эшелонах власти. Здесь шел процесс избавления от всех оригинально мыслящих людей. Ключевые посты распределялись не столько по принципу «каждому по способности…», сколько по принципу личной преданности правящей верхушке. Энтузиазм послереволюционных и послевоенных лет исчезал, уступая место принципу «инициатива наказуема». Крах такого государства был неизбежен.

 Естественен вопрос: сохраняет ли свое действие социально-естественный отбор в качественно новых условиях глобализации, когда «мировое сообщество из рыхлой совокупности более или менее взаимосвязанных стран превращается в целостную экономическую систему» (Ю.В. Шишков /2/)?  Как пишет Н.П. Иванов /1/, , «Успешная промышленная политика невозможна без соответствующей социальной политики, направленной на развитие главного ресурса экономики — человека. Отсюда — значительное увеличение в развитых странах государственных затрат на образование, здравоохранение, социальное обеспечение… Это позволяет говорить о тенденции социализации института государства в ответ на вызов глобализации[31]». Мы видим, что и в условиях глобализации принцип «все гуманное – разумно, все разум­ное – гуманно» сохранил свою силу.

Быть может, гуманизация «глобального общества» стала такой, что высокоразвитые сообщества относятся к менее развитым без былого эгоизма? Ответ на этот вопрос находим в статье М.Г. Делягина /1/: «Прогресс более развитого общества идет за счет деградации «осваиваемого», причем масштабы деградации, как всегда при «развитии за счет разрушения», превосходят выигрыш более развитого общества. Таким образом, распространение информационных технологий и глобализация качественно изменили сотрудничество между развитыми и развивающимися странами: созидательное освоение вторых первыми при помощи прямых инвестиций… уступает место разрушительному освоению при помощи изъятия финансовых и интеллектуальных ресурсов. Именно осмысление реалий и последствий этого перехода породило понятие «конченых стран», безвозвратно утративших не только важнейшие – интеллектуальные ресурсы развития, но и способность их производить[32]».  В древности более развитые сообщества «осваивали» аутсайдеров путем военного вторжения, оставляя руины и пепелища, уводя в рабство вереницы пленников и увозя обозы с награбленным добром. А теперь «всего лишь» изымают финансовые и интеллектуальные ресурсы. Факт гуманизации налицо, но социально-естественный отбор действует, как и прежде.

Итак, история издревле и до наших дней предоставляет «наблюдательный материал», подтверждающий справедливость закона социально-естественного отбора: историю творят те сообщества, в которых распределительный принцип ближе к принципу «каждому по его способностям создавать для сообщества средства и предметы потребностей». Механизмом гуманизации общества является не разум, не прирожденная или воспитанная любовь к ближнему, а напротив, борьба людей между собой за тот или иной принцип распределения средств и предметов потребностей. Работодатели ведут постоянную конкурентную борьбу друг с другом за свое общественное положение. Источник средств для победы – реализация способностей привлеченных ими работников. Это вынуждает работодателей вкладывать капитал в повышение уровня жизни работников – такова прозаическая логика процесса гуманизации. Речь не о том, чтобы не признавать значение гуманистических воззрений: их развитие – необходимый фактор гуманизации. Но надо видеть вещи в их истинном свете и не впадать в удивительно живучие донкихотские иллюзии о возможности воспитать через искусство, систему образования или религию поколение высоко духовных, совестливых людей, которые создадут гуманное общество. Воля людей не в силах изменить ход событий, предопределенный объективными законами развития общества. Один из них – закон развития потребностно-способностной структуры живых существ. Согласно этому закону, способность действовать гуманно ради удовлетворения своих ведущих потребностей со временем обернется потребностью быть гуманным.

5. Применение закона развития общества для решения некоторых научных проблем

1. О соотношении идеалистического и материалистического

понимания истории

Общефилософские, психологические и другие гуманитарные аспекты глобализации пока еще находятся в тени политико-экономических проблем. Но, как пишет Э.А. Азроянц /4/, «для построения адекватной гипотезы исторического развития недостаточно учета и анализа количественных параметров из области экономики, экологии, политики, демографии, развития науки и технологий. Более важным, пожалуй, является то, что до сих пор остается пока за рамками внимания – это мировоззренческие установки и ценностные ориентиры, их деформации и сдвиги[33]». Э.А. Азроянц ставит вопросы глобализации нравственности и сознания. Закон развития общества особенно продуктивен при рассмотрении гуманитарных аспектов глобализации и, в частности, проблемы, указанной в заголовке.

В наше время марксистское материалистическое понимание истории празднует триумф. Вот красноречивое подтверждение этого: «Основные, ярко выраженные процессы глобализации проявляются в сфере политики и экономики. К ним приковано практически все внимание исследователей. Иное либо вообще выпадает из поля зрения, либо рассматривается попутно[34]». Поразительная метаморфоза! Ф. Энгельс /2/ писал: «Маркс /4/ и я отчасти сами виноваты в том, что молодежь иногда придает больше значения экономической стороне, чем это следует. Нам приходилось, возражая нашим противникам, подчеркивать главный принцип, который они отвергали, и не всегда находилось достаточно  времени, места и поводов отдавать должное и остальным моментам, участвующим во взаимодействии[35]». Теперь же все наоборот: ученые с широким взглядом на вещи предостерегают не молодежь, а солидных ученых мужей, чтобы из их поля зрения не выпадали «и остальные моменты, участвующие во взаимодействии» (замечательно, что и те, и другие чаще всего ярые антимарксисты. «О, времена! О, нравы!»). Что же произошло? Дело в том, что при жизни Маркса история писалась как череда свершений великих личностей, а роль производства заслонялась мировым разумом, абсолютной идеей и т.п. Тогда надо было обладать гением Маркса, чтобы увидеть, что автор великой драмы по имени мировая история – потребности народных масс, а режиссер-постановщик – производительные силы. А ныне ведущая роль экономики в мировой истории очевидна каждому.

Почему же коперниканское открытие Маркса до сих пор осталось непонятым и неоцененным? Во-первых, как явствует из вышеприведенной цитаты, создатели марксизма не разъяснили должным образом свое понимание истории: у них, видите ли, не достало повода для этого. А во-вторых, Маркс не признавал сквозных законов развития общества. Для него история началась с возникновения классов и классовой борьбы. Поэтому он не оперировал такой единицей анализа истории, как сообщество, и не рассматривал историю как социально-естественный отбор. А именно концепция социально-естественного отбора делает материалистическое понимание истории простым и прозрачным.

Маркс /3/ никогда не спорил с идеалистами в том, что люди творят историю сами, повинуясь своим потребностям (страстям). Энгельс писал: «Обратное действие государственной власти на экономическое развитие может быть троякого рода. Она может действовать в том же направлении – тогда развитие идет быстрее; она может действовать против экономического развития... или она может ставить экономическому  развитию в определенных направлениях преграды и толкать его в других направлениях... Ясно, что во втором и третьем случаях политическая власть может причинить экономическому развитию величайший вред[36]». Точно так же действуют на экономическое развитие нравы, обычаи, идеологические учения. Из этого и исходят критики марксизма. Где же, спрашивают они, определяющая роль «развития производительных сил и отношений обмена», коль скоро в ходу принцип «ищи женщину» и тому подобные принципы? Дело в том, что сообщества, ведут между собой постоянную борьбу. Исход борьбы также зависит от многих случайных факторов. Но в конечном счете со сменой многих поколений победят те сообщества, в которых государственная власть и культура содействовали (а не препятствовали) экономическому развитию. Таким образом, производство произносит свое решающее слово лишь в конечном итоге многовековой борьбы, причем лишь обо всей организации жизни сообществ в целом, а не об отдельных моментах. Но его слово – это приговор, по которому уходят в небытие те сообщества, чья организация жизни тормозила экономическое развитие. От них останется лишь то, что победители сочтут целесообразным принять для организации своей жизнедеятельности. Таким образом, материалистическое и идеалистическое понимания истории нельзя противопоставлять. В онтогенетическом развитии экономику формируют потребности людей через политику, нравы, культуру и т.д. И только исторический филогенез экзаменует всю совокупность этих «идеальных» факторов по критерию ее содействия экономическому развитию.

Итак, Маркс никогда не утверждал, что каждый свой поступок люди подчиняют экономической выгоде, как это ему приписывают те, кто «слышал звон, да не знает, где он». Маркс открыл базисную роль экономики в филогенетическом развитии общества, тогда как его ниспровергатели безнадежно застряли в наивном понимании истории на уровне онтогенеза, где жизнедеятельность общества действительно определяется страстями, борьбой идей и т.д. Как видим, концепция социально-естественного отбора сообществ позволяет в вопросе о материалистическом понимании истории все «расставить по полочкам». Если добавим к этому фактическое торжество материалистического понимания истории, о котором говорилось выше, то наиболее упертым антимарксистам остается одно: покончить с жизнью подобно учителю обществоведения из некогда популярной песни: «Лягу я под шкаф, чтоб при легком движении на меня упал «Капитал»».

Однако в современной российской науке процветают антимарксистские и домарксистские воззрения. Типичный пример – «гипотеза техно-гуманитарного ба­ланса» А.П. Назаретяна: «Чем выше мощь производственных и боевых технологий, тем более совершенные механизмы сдерживания агрессии необходимы для сохране­ния общества[37]». Это значит, что технологическая мощь приведет сообщество к антро­погенному кризису, если деятели культуры, философы, а в прошлом – пророки, не образумят людей. Любопытно, что А.П. Назаретян /2/  четко описывает механизм социально-естественного отбора: «Сообщества со сниженным уровнем внутренней агрессивности оказывались более жизнеспособ­ными при обострившейся конкуренции и, в частности, готовыми более эффективно организовать сражение, систему боевой координации и коммуникации». Но вместо того, чтобы именно этот механизм объявить творцом истории, А.П. Назаретян делает другой вывод: «Так продолжалось становление  об­щеисторической зависимости, которую мы… определили как закон техно-гуманитар­ного баланса[38]». Этот закон якобы «контролировал процессы исторического отбора, выбраковывая социальные организмы, не сумевшие своевременно адаптироваться к собственной силе[39]». Однако на всем протяжении истории число войн было несрав­ненно больше числа крупных антропогенных катастроф, и поэтому именно они, а не антропогенные катастрофы, определяли «процессы исторического отбора» и выбра­ковывали социальные организмы, отставшие по уровню развития производитель­ных сил (а не только технологий!) [40]

2. Глобализация и российское общество

 «Глобальную» характеристику истории России дал поэт Максимилиан Волошин /1/ в философско-провидческой поэме «Северо-восток»:

Сотни лет тупых и зверских пыток,

И еще не весь развернут свиток,  

И не замкнут список палачей...

Россия всегда отставала от Запада в научно-техническом и промышленном развитии по причине негуманного отношения правителей к собственному народу. Великий талант русского народа пропадал втуне (читай «Левшу»). Помазанники Божии не озаботились даже научить народ грамоте. И только Великая Русская Революция осуществила культурную революцию. На фоне достижений СССР последствия «демократических реформ» выглядят настоящей контрреволюцией. В условиях, когда мир в целом продолжает неспешное среднестатистическое движение по пути гуманизации,  для России жизненно важной проблемой стало сойти с пути катастрофической дегуманизации и повернуть на путь, указываемый законом социально-естественного отбора.

 Кто виноват? Что делать? С чего начать? – три вечных русских вопроса.

Кто виноват? Покаемся: мы виноваты! Каждый из нас, когда делами, а когда – бездействием творил государство сие. В чем состоит наша вина? В том, что с возникновения Руси покорно приемлем распределительный принцип «кто у власти, тот и у сласти» – принцип предельно порочный, с точки зрения социально-естественного отбора. Мы виноваты в том, что «всенародно» приняли Конституцию, в которой статья 13 гласит: «Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной». Но Конституция по самой своей сущности является документальным воплощением государственной идеологии. Поэтому статья 13 фактически дезавуирует Конституцию, заявляет, что она вовсе и не Конституция. А если государственной идеологии нет, значит, у власть имущих нет никаких обязательных идейно-нравственных ориентиров, значит, им все позволено. Это Конституция плутократии. Не случайно именно с принятием этой конституции начались массовые многомесячные задержки заработной платы. И начали ради чьих-то корпоративных интересов стирать с лица земли города и села, хороня людей под развалинами собственных домов, и называть это наведением конституционного порядка! На этот раз пропаганда не лгала: статья 13 нашей Конституции позволяет властям называть даже такое людоедство конституционным порядком.

С чего начать? Во-первых, избавиться, наконец, от иллюзорных путей развития, от мнимых выходов из исторических тупиков.  Русская интеллигенция всегда была изобретательной по этой части, начиная с хождение в народ. Теперь становится модным мировоззренче­ский гуманизм с его утопической надеждой воспитать в людях гуманистиче­ское мировоззрение через образование и душеспасительную литературу.

Во-вторых, необходимо изменить плутократическую тринадцатую статью Конституции и законодательно зафиксировать четко сформулированную государственную идеологию, понятную каждому гражданину. Ведь что такое государственная идеология? Ее зародыш возник вместе с обществом. Не удивительно, что на заре человечества вся идеология сводилась к вопросу, по какому принципу делить средства и предметы потребностей. Удивительно, что по большому счету ничего не изменилось: и в наши дни идеология – это концентрированное выражение принципа управления собственностью. Государственная идеология – это принцип управления собственностью, принятый в данном государстве.

Распространенным заблуждением является отождествление государственной идеологии с официальной пропагандой. Грамотные и продуктивные рассуждения об идеологии возможны лишь при условии различения двух идеологий: официально пропагандируемой и реальной. Официальную идеологию царской России можно передать словами: «За веру, царя и отечество!». А народ говорил: «Кто у власти, тот и у сласти». Замечательно, что народная мудрость сформулировала реальную государственную идеологию именно как принцип управления собственностью! Ныне нас убеждают, что у России нет государственной идеологии. Но это абсурд, поскольку государство для того и создается, чтобы управлять собственностью, т.е. проводить определенную идеологию. И совершенно очевидно, что сохранилась прежняя идеология, но «сласть» отнимается у народа в особо крупных размерах.

Оздоровление России надо начинать с принятия в  качестве государственной идеологии социал-гуманистического принципа «все гуманное – разумно, все разумное – гуманно».

- Что же тут нового? -  воскликнет дружный хор социал-, либерал- и прочих демократов. - Мы все за гуманность.

Но, господа! Во-первых,  научно обоснованная идеология не может и не должна открывать идеалы, доселе неизвестные людям. Она только помогает отличать истинные ценности от миражей, обосновывать выбор пути. При разработке такой идеологии «окажется, что мир давно уже грезит о предмете, которым можно действительно овладеть, только осознав его. Окажется, что речь идет не о том, чтобы мысленно провести большую разграничительную черту между прошедшим и будущим, а о том, чтобы осуществить  мысли прошедшего... Речь идет об исповеди, не более того. Чтобы очиститься от своих грехов, человечеству нужно только объявить их тем, чем они являются на самом деле[41]».

Во-вторых, исповедь в грехах государства российского, может быть очень длинной, а может заключаться в одном  слове: антигуманность. Антигуманность на каждом шагу в большом и в малом. Нищета и смерть, подстерегающая человека за каждым углом, стали подлинными властителями в России. В затхлой атмосфере алчной возни вокруг власти правители  давно забыли, что конституционный порядок – это, прежде всего, гарантия гражданам высокого уровня жизни и лишь потом – подчинение одних правителей другим. Вот почему провозглашение и практическое осуществление гуманистической идеологии для России сколь актуально, столь и ново.

Что делать? Осуществлять социал-гуманистический подход к выбору экономиче­ских стра­тегий и неукоснительно проводить их в жизнь. В чем отличительная особен­ность этого подхода? Для социал-демократов на первом плане госу­дарственные соци­альные  гарантии. Напротив, либералы всегда и всюду делают ставку на частную ини­циативу: таков, видите ли, их идеологический прин­цип. Принцип социал-гуманизма: «истина конкретна». В зависимости от со­стояния общества социал-гуманисты могут сегодня идти по пути социал-демо­кратов, а завтра (с изменением ситуации) стать либе­ралами. Более того, социал-гуманисты в одно и то же время, но в разных регионах могут быть и социал-де­мократами и либералами. Истина конкретна. На самом же деле, жиз­ненная кар­тина столь пестра, что социал-демократические и либеральные принципы – это пустые абстракции, ибо к каждой семье нужен индивидуальный подход. По­этому будущее принадлежит социал-гуманистическому принципу посемейного учета актуаль­ных потребностей людей. Истина конкретна!

Главная рекоменда­ция закона развития общества, требующего неуклонно снижать долю от­чужденного труда, состоит в том, что выбор экономической стратегии должен базироваться на системном учете потребно­стей и способностей людей, жи­вущих здесь и сейчас, а не на умозрительных принципах  и мировоззренческих предпочтениях. Например, часто можно слышать рассуждения о приоритетно­сти развития высоких технологий. Прекрасно! Но что из этого следует? Высо­кие технологии – это лишь видимая вершина айсберга. Если построить сетевой график необходимых экономических мероприятий, то при последовательном (со­циал-гуманистиче­ском!) анализе окажется, что начинать надо с ремонта жилья и сетей теплоснабжения в каких-нибудь забытых Богом и властями поселках и тому подобных дел.

 Замечательным примером системного подхода служит реше­ние президента Д. Кеннеди /1/ радикально увеличить ассигнования на об­разование после запуска в СССР искусственного спутника земли. Казалось бы, надо было объявить главным приоритетом разработку космической техники. Но Кеннеди был великим политиком и задался более глубоким вопросом: почему СССР опередил США в этой области? И проницательно увидел причину в том, что другой великий политик в свое время поставил перед страной безупречно выве­ренную и гениально сформулированную задачу: «Учиться, учиться и учиться». Ныне России жизненно необходим такой системный подход к реализации способностей народа через удовлетворение его потребностей, но, увы! Ставка делается на продажу невосполнимых природных ресурсов, а не на неиссякаемый талант народа.

Что касается места России в будущей истории человечества, то и об этом можно умозаключать от закона социально-естественного отбора. Мы прямо-таки с гордостью повторяем: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить…». В самом деле, пойми, кто может, почему талантливый трудолюбивый народ, обладающий колоссальными природными богатствами, прозябает в нищете? Но если использовать как раз «общий аршин» – закон развития общества, – то станет понятно: мировыми лидерами становятся не те сообщества, которые по воле судьбы оказались в благодатных географических условиях, а сообщества, члены которых наиболее полно реализуют свои способности (лучший пример – Япония).

Отсутствие определенной официальной идеологии сколь выгодно для плутократии, столь разрушительно для российской государственности. Почему наши потенциальные союзники и соседи, которых мы щедро кредитуем энергоносителями, все-таки льнут к заокеанским «благодетелям», ничего не делающим бескорыстно? Не только из-за богатства США, но еще и потому, что политика России, зависящая от прихотей московских сановников (публичных и теневых), абсолютно непредсказуема. А идеология США (мировое господство) делает их политику стабильной и понятной. Почему США преуспели в окружении нас военными базами и с юга, и с запада: ведь незаметно, чтобы их государственные деятели ощутимо превосходили наших в плане интеллекта? Потому что политики, которые имеют ясную государственную идеологию, одним только этим превосходят временщиков, не имеющих политического инварианта в виде государственной идеологии, озабоченных сиюминутными проблемами, главная из которых – усидеть в своем кресле. Чем дольше будет господствовать эта самоубийственная идеология отсутствия всякой идеологии, тем больше вероятность, что «Богом хранимая» Россия не сохранится как субъект всемирной истории.  Сообщества с противоестественной идеологией могут существовать веками, но, в конце концов, они неизбежно будут «отбракованы» социально-естественным отбором и сойдут с исторической сцены. И наоборот, сообщество, которое будет осознанно и целенаправленно осуществлять идеологию, вытекающую из закона социально-естественного отбора, встанет на путь ускоренного социального прогресса.

Ясно, что ни одно сообщество до сих пор не руководствовалось социал-гуманистической идеологией как осознанным и целенаправленно реализуемым принципом. В каждом сообществе практикуется идеология, исторически сложившаяся под влиянием множества факторов. При этом получается так, что у одних сообществ идеология оказывается ближе к социал-гуманистической, у других – дальше от нее. Воплотить эту идеологию в России крайне трудно, ибо слишком сильны у нас традиции идеологии «кто у власти, тот и у сласти», слишком далеки политико-экономические реалии от норм социал-гуманизма. Сколько десятилетий отмерено России на обретение естественноисторической идеологии, сказать невозможно, так как развитие человечества происходит с большим ускорением. И чем быстрее в Конституции Российской Федерации будет записана гуманистическая государственная идеология, тем больше у нее шансов быть в числе сообществ-победителей поистине великой державой.  

Заключение

Любая наука имеет объект и предмет. Предметом любой науки является тот или иной процесс, протекающий в объекте. Объектом глобалистики (социоглобалистики) является социосфера. Согласно этимологии слова «глобалистика», предметом этой науки  должны быть или глобальные процессы, или глобальные состояния. О глобалистике заговорили в связи с глобализацией – качественно новой стадией интеграции мировой экономической системы. Совершенно очевидно, что этот процесс незавершен, и нынешнее состояние мировой экономической системы нельзя назвать глобальным (целостным). Каким может быть такое состояние и достижимо ли оно вообще, науке это неизвестно. Поэтому, если связать глобалистику с изучением глобальных состояний, то ей придется изучать «то, не знаю что». Напротив, процессы глобализации протекают здесь и сейчас. Исходя из этимологии термина и из характера процессов, которые поставили в повестку дня изучение глобализации, естественно связать с глобальными процессами два признака: глобальный процесс 1) охватывает (или может охватить) всю систему; 2) ведет к предельным значениям некоторых (или всех) параметров системы. Отсюда глобалистика – это наука о глобализации систем, т.е. о процессах, которые охватывают реально или потенциально всю систему и ведут к предельным состояниям ее параметров.

Законы, изучаемые социодинамикой, имеют статистический характер и описывают социальный филогенез. На ранних этапах эволюции человечества, когда начала формироваться потребностно-способностная структура человека, первостепенную роль играли законы развития потребностностно-способностных структур живых существ (раздел 3-2-б) и закон социально-естественного отбора. На более поздних этапах (в особенности на современном этапе) приобрел значение закон ускоренного развития человечества, явившийся прямым следствием возникновения ведущих, постоянно актуализированных потребностей. Но наиболее важным с точки зрения конституирования социодинамики как науки является закон социально-естественного отбора. Его можно назвать центральным в том смысле, что он группирует вокруг себя различные разделы социодинамики: эволюционную психологию, эволюционную социологию и т.д. Если воспользоваться модным термином «вектор эволюции», то можно сказать, что единственным всеобъемлющим вектором эволюции является социально-естественный отбор. А такие вектора, как рост технической мощи, демографический рост и т.д. (А.П. Назаретян[42]), это лишь различные аспекты социально-естественного отбора. Если представить вектор социально-естественного отбора в виде прозрачного цилиндра, на поверхности которого написаны названия разных дисциплин: эволюционная психология, эволюционная социология, глобальная история и т.д., то, подойдя к цилиндру со стороны, например, эволюционной психологии, мы увидим, как на нее проектируются все другие дисциплины. Эволюционная психология немыслима вне контекста социологии, истории и т.д. В этом смысле она даже и не часть социодинамики, а один из ее аспектов, взаимосвязанный со всеми другими аспектами (как и любая другая дисциплина социодинамики).

Глобалистика как статистическая социодинамика – это теория очеловечивания человека и гуманизации общества. Очеловечивание идет по многим линиям: по психологической, анатомической, культурной, экономической и т.д. Этот глобальный процесс имеет начало, но не имеет конца (пока существует человечество). Его теория вклю­чает в себя все науки о человеке без изъятия, начиная с антропологии, продолжая эволюционной психологией, культурологией, политэкономией, этикой, экологией и т.д. Но эти науки составляют социодинамику не суммой накопленных в них знаний, а их единым эволюционным аспектом: их отношением к законам эволюции социосферы (см. выше), по которым очеловечиваются люди и гуманизируется общество, в особенности, к закону социально-естествен­ного отбора. В работах Э.А. Азроянца /5/есть оригинальное образное  сравнение. Частные науки с их дроблением на дисциплины и области знания сравниваются с ветвящейся кроной дерева, а глобалистика, синтезирующая знания разных дисциплин, – с рекой, вбирающей в себя притоки. Но любая наука, прежде чем дифференцироваться на ветви, начинает со сбора наблюдательных данных, разнообразных экспериментов и т.д.  подобно тому, как корни дерева собирают питательные вещества или как река вбирает в себя притоки. Поэтому специфику глобалистики лучше передает образ дерева, представляющего собой сросшиеся стволы нескольких деревьев. С одной стороны это целостный организм – одно дерево (принцип уникальности). Но в то же время в нем четко просматриваются стволы отдельных деревьев, которые волею судеб оказались сросшимися (принцип междисциплинарности). Часть дерева, общая для всех сросшихся стволов, это тот ракурс, под которым глобалистика рассматривает предметы частных наук (социальный онто- и филогенез в их взаимосвязях). Наконец, это дерево имеет корневую систему, соединяющую корневые системы всех сросшихся деревьев – принцип энциклопедичности.

Законы теории гуманизации имеют большое практическое значение. В на­стоящее время все более популярными становятся идеи гуманизма. В России функ­ционирует Российское гуманистическое общество. В работе «Практическая глобали­стика[43]» А.Б. Вебер /1/ отмечает, что авторы международного исследовательского про­екта «WOMP» одну из его задач «видели в том, чтобы развивать идеологию глобаль­ного гуманизма (выделено мной – С.П.)». В этих условиях значение теории гуманизации трудно переоценить: ведь она как раз должна стать научным обоснованием идеологии глобального гума­низма. «Глобальный гуманизм» может стать реальностью не стараниями обществен­ных гуманистических движений, а усилиями государственной власти, которая возве­дет гуманизм в ранг государственной идеологии. Но в этом случае гуманизм стано­вится принципом управления собственностью со всеми вытекающими отсюда по­следствиями. Первое из них: распределение предметов потребностей всегда происхо­дит в условиях их дефицита и поэтому излюбленный принцип гуманистов-общест­венников «всем сестрам по серьгам» неосуществим нигде и никогда (невозможно уникальное оборудование предоставить всем ученым, сцену Большого театра всем артистам и т.д.). Распределительный принцип – это, в сущности, принцип дискрими­нации членов сообщества при распределении средств и предметов потребностей. Теория гуманизации призвана указать оптимальный вариант дис­криминации при распределении средств и предметов потребностей, дабы не превра­тить этот вопрос в конкурс гуманистических утопий. Ни один гуманист в мире не придумает более гуманного принципа, чем тот, который выработан социально-естест­венным отбором: «каждому по его способностям создавать для сообщества средства и предметы потребностей».

Выше в качестве обоснования справедливости концепции социально-естественного отбора в качестве объективных доказательств приводились исторические факты. В этих же целях можно сослаться на мнения авторитетных ученых.

«Закон естественного (в данном случае – общественного) отбора вершит свой суд и во всемирном социально-экономическом пространстве[44]».

 «Равенство, понимаемое в смысле пропорциональности услуг и привилегий или благ, не есть какой-то новый лозунг, не есть нечто специфически свойственное демократической эпохе и культуре, а старо как мир, было всегда и существует в наши дни. Поэтому довольно трудно видеть в лозунге: "Каждому по его заслугам" знамение нашего времени[45]». Но здесь важно подчеркнуть, что принцип «Каждому по его способностям…» имеет в виду не только и не столько вознаграждение по заслугам, сколько распределение ресурсов, средств производства и должностей, по производительным способностям.

Концепция социально-естественного отбора продуктивна не только при решении политэкономических проблем. Она облегчает и решение философских проблем, как это было показано на примере соотношения идеалистического и материалистического понимания истории. Число таких примеров нетрудно увеличивать. Так, «научные атеисты» любят изображать религию как продукт невежественного ума. Они надеются покончить с ней путем просвещения и пропаганды достижений науки. Но социально-естественный отбор сохранял для исторического воспроизводства продуктивные институты и отсеивал бесполезные или вредные. Так исчезли всевозможные табу, колдовство, и т.д. Если религии сохранились с древности и до наших дней, значит, они играют жизненно важную роль в развитии общества. Поэтому социодинамика включает в себя и эволюционное религиоведение, изучающее роль религии в становлении человечества. Именно то, что в социодинамику включаются на базе одного и того же закона все обществоведческие дисциплины, позволяет квалифицировать ее как науку, для которой подходит название «глобалистика».

Центральный закон социодинамики отвечает задаче, указанной в эпиграфе: он указывает аналогии и связи исторического процесса с естественной историей, дает «логическую «матрицу прошлого»»,  позволяющую заглянуть в будущее, как это по­казано выше на примере России. Добавим еще один пример. На современном истори­ческом этапе глобализация определяется экономической мощью США, а в последнее время – их военно-промышленным комплексом. Мир стал однополярным, а, как из­вестно, монополизм источник социальной деградации. Правители США ведут дело не к «обузданной глобализации» (термин Э.А. Азроянца), а к разнузданной американиза­ции, и никакое антимонопольное законодательство тут не поможет. Возникает вопрос, на каких путях искать обуздания американизации. С точки зрения закона развития общества, ответ ясен: лидирующее положение США обусловлено превосходством в развитии производительных сил. А это превосходство обусловлено тем, что с самого возникновения этого государства принцип распределения, принятый в нем, был близок к оптимальному варианту «каж­дому по его способностям…». Поэтому можно прогнозировать, что лишь после того, как появится великая держава или союз государств, где принцип управления собст­венностью станет ближе к оптимальному, нежели в США, только тогда мир перестанет быть однополярным и будет поставлен заслон претензиям американской военщины на мировое господство.

В целом, закон социально-естественного отбора позволяет с оптимизмом смотреть на процесс глобализации, как на процесс гуманизации человечества. К сожалению, этот закон имеет статистический характер, и «разброс точек» на графике гуманизации может быть значительным. Никуда не деться от факта эксплуатации высокоразвитыми странами, слаборазвитых стран (а по существу, и России). Согласно закону развития общества, эгоизм высокоразвитых стран может быть преодолен только повышением среднего уровня способностей, востребованных в эксплуатируемых странах. Сохранится ли при этом государственный суверенитет последних, зависит от того, будет ли повышение уровня востребованных способностей делом национальных правительств или транснациональных корпораций.

С.С. Перуанский

 

Послесловие

 

Счастье – это, когда тебя понимают.

(Из кинофильма

 «Доживем до понедельника»)

 

В данном докладе рассмотрен целый спектр проблем: происхождение человека, развитие общества, идеология России, глобалистика. Создается впечатление отсутствия единства темы и завершенности. Говорится о происхождении человека и общества, но не затрагивается вопрос, как появились речь и сознание. Обсуждается гуманизация общества, но не упоминается проблема ценностей и духовности, о чем так любят писать гуманисты. Проблематика философская, но нет ссылок на ведущих социальных философов. И вообще, причем тут глобалистика и семинар Клуба ученых «Глобальный мир»? Важность проблемы, ради которой затеян доклад, побуждает ответить на эти недоумения. В докладе принят способ изложения от общего к частному. При всех его достоинствах он не всегда позволяет проследить связующую нить в многоаспектном материале. Поэтому я просто расскажу то, что обычно остается за кадром статей и докладов: историю формирования содержания доклада. Это не займет много места, но зато позволит расставить смысловые акценты.

Все началось с того, что с 90-го по 93-й год я занимался политикой в качестве народного депутата Российской Федерации. Я доказывал своим коллегам, что для России необходим научный способ управления обществом, но тогда любили говорить о здравом смысле. После кровавых событий 93-го года три вечных русских вопроса встали передо мной не как литературный факт, а как суровая реальность. Ответ на вопрос, кто виноват, был ясен: виноват я, раз я там был, а сделать ничего не сумел. Что делать, тоже было понятно: добиваться реализации научного подхода к управлению обществом. А вот с чего начать? Если бы сейчас сказали: действуй, воплощай научный подход, с чего бы начал? Стало ясно, что начать надо с формулировки «генеральной линии партии», т.е. государственной идеологии России.

Но если мы не хотим получить очередную утопию, то государственную идеологию надо не изобретать, а выводить из анализа исторического процесса. Человечество прогрессирует  по некоторому закону. Россия – это все человечество в миниатюре. Поэтому надо установить закон развития общества и его-то и сделать государственной идеологией России. Т.е. надо использовать марксистский подход к решению задач такого рода.

И вот я вплотную занялся изучением философской и социологической литературы с целью решения прикладной научно-политической задачи – формулирования государственной идеологии России. Но рамочная концепция появилась не из книг. Тейяр де Шарден /1/ подчеркивал важность тесного контакта с действительностью, «который составляет всю разницу между тем, кто только читал, и тем, кто проделывал опыты». Я проделал уникальный опыт: чтобы иметь больше свободного времени, сменил работу, вдвое потеряв в зарплате. Когда я это делал, можно было сводить концы с концами, но началась бешеная гайдаровская инфляция, и я попал в крайне трудное положение. Но не было бы счастья, да несчастье помогло. Идеолог должен иметь тесный контакт с действительностью. Именно он помог обратить внимание на такой момент: в то время как люди бедствуют, когда учителя, инженеры, ученые уходят в торговлю, чтобы выжить, властям нет до этого дела. Они заняты бесконечными междоусобными разборками. И я воскликнул: «Эврика!». Ведь во все времена российская власть отличалась негуманным отношением к народу, а из-за этого талант народа не мог реализоваться. В этом и состоит причина нашей экономической отсталости. Следовательно, надо сформулировать гуманистическую государственную идеологию. А это означает, что исторический процесс надо показать как гуманизацию общества, установить закон его гуманизации. Этот закон и будет искомой идеологией.

Таким образом, задача конкретизировалась, но эта конкретизация повергла меня в отчаяние: ведь гуманизация началась с происхождения человека или, выражаясь словами Маркса, с первого исторического акта. Значит, чтобы представить гуманизацию как логику исторического процесса, необходима гипотеза о первом историческом акте. Ничего себе задача. Но другого выхода не было, и я принялся за изучение литературы по антропологии. Из нее я почерпнул три фундаментальных концепции: во-первых, концепция Дарвина  /3/ о групповом естественном отбора; в ней совсем не рассматривается роль труда. Во-вторых, известная концепция Энгельса /3/; в ней не фигурирует естественный отбор. (В Дарвине нет Энгельса, в Энгельсе нет Дарвина). Наконец, разработанная Б.Ф. Поршневым /1/ концепция антропосоциогенеза как единого процесса, смело противостоящая взглядам Энгельса. Ключ к синтезу этих концепций – первый исторический акт, но его-то я и не нашел в литературе.

И я вновь стал «проделывать опыты», на этот раз мысленные. Я прибег к методу перевоплощения: воображал себя антропоидом, живущим в пещере. Вот я пришел с неудачной охоты, усталый и злой. Я зверски голоден. Кричат детеныши самки, которая мне нравится, а детеныши, возможно, мои. В это время в пещере появляется другой самец. Он принес добычу для своей беременной самки. Два инстинкта – пищевой и родительский – толкают меня завладеть добычей собрата. Между нами завязывается драка. У меня дубинка, у него камень, поэтому борьба идет не на жизнь, а насмерть. Но в это время на нас нападает враждебная стая. Мы сообща отбиваемся от них, а, отбившись, возвращаемся в пещеру. Перед нами та же добыча и та же проблема. Неужели мы, только что спасавшие друг друга от смерти, опять с той же яростью набросимся друг на друга? Некая новая высшая сила – смутный проблеск подсознания должен подсказать, что в наших жизненных интересах покончить дело миром и поделить добычу. Иногда я представлял себя вожаком. Перед моими глазами сородичи, изувеченные в междоусобных драках, и новая драка из-за добычи. Как будем отбиваться от врагов? И я с яростью бросаюсь на дерущихся, расталкиваю их, разрываю добычу на куски и бросаю им… Я был не наблюдателем этих сцен. Я вживался в роль настолько, что, когда иногда приходилось в разгар воображаемой драки «переместиться» в нашу реальность, я обнаруживал у себя повышенный пульс и учащенное дыхание.

Из этих многократных перемещений в прошлое у меня вызревала гипотеза, что первым историческим актом стал дележ добычи. Вызревала долго, потому что вызывала недоумение. Сидят в пещере обезьяноподобные существа и делят между собой кусок мяса. И это первый исторический акт? И это исток всемирной истории? Чепуха какая-то… Но ведь первый исторический акт и должен быть простейшим жизненно важным действием антропоидов. И вконце концов мне удалось показать то, что показано в докладе, и дать две формулировки закона гуманизации общества, каждая из которых может служить формулой государственной идеологии.

Теперь нетрудно понять, почему я не стал рассматривать вопросы происхождения речи-мышления. Моя цель – формулировка государственной идеологии, а проблемы антропологии – промежуточная задача. В антропологии я искал генезис гуманизации и не более того. А речь-мышление – это уж другая проблема. То же можно сказать и об отношении доклада к социальной философии: проблема государственной идеологии – прикладная, но междисциплинарная проблема. Да, она относится к социальной философии, но специально углубляться в эту область в рамках моих целей нет нужды.

Впечатление, что я не касаюсь ценностей и духовности, возникает из-за терминологических различий. В терминологии потребностного подхода все ценности человека схвачены словами «предметы и средства удовлетворения потребностей», а о них я говорю очень много. Источником духовности являются ведущие потребности человека: заниматься избранной деятельностью, любить и быть любимым, преобразовывать мир в соответствии со своими идеалами и т.д. Но ведущие потребности (а с ними и духовность) в докладе стоят в центре внимания.

Формулировки идеологических принципов были получены из анализа прошлого. Закономерен вопрос: не изменились ли законы гуманизации в условиях глобализации? И вот, чтобы разобраться в этом, я стал посещать семинары Клуба «Глобальный мир». Таким образом, меня привела в Клуб не модная проблематика, не конъюнктура, а все та же «одна, но пламенная страсть» - дать объективно выверенную формулу государственной идеологии. Несколько лет я вживался в новый для меня понятийно-терминологический аппарат. Выяснилось, что в глобалистике каждый сам себе методолог, и пришлось вырабатывать свою рабочую терминологию, свое понимание предмета глобалистики.

Все эти годы я пытался понять, уместно ли выносить на обсуждение проблему государственной идеологии. На семинарах при обсуждениях докладов систематически возникали дискуссии о судьбе России в «глобальном мире». В сборнике с характерным названием «Прикладные аспекты глобализации» (хотя, видимо, точнее было сказать «глобалистики», так как прикладные аспекты бывают у наук, а не у объективных процессов) есть доклад Э.Г. Кочетова /2/ «Россия на пути в глобальный мир: геоэкономическая парадигма развития». В нем приведена «Генеральная схема направлений развития России». Ее отправной пункт – «фундаментальные истоки и принципы формирования новой модели национального развития и стратегия России». У меня не такой возвышенный стиль. Я говорю: «государственная идеология», но это означает «фундаментальные истоки…» и далее по тексту[46]. Проблема государственной идеологии действительно является прикладным аспектом глобалистики, особенно в том случае, если предметом глобалистики считать глобальный процесс гуманизации человека и общества, а  закон этого процесса принять в качестве идеологического принципа. Где же и обсудить концепцию государственной идеологии, если не в аудитории, которая уже обсуждала эту проблему, хотя и в совсем другой терминологии. Вот я и решил «обстрелять» в связке и трактовку глобалистики как науки о законах гуманизации человечества, и концепцию государственной идеологии, как ее (глобалистики) прикладной аспект.

Увы, замысел удался лишь отчасти благодаря выступлениям Э.А. Азроянца /3/, М.А. Чешкова /3/ и других участников семинара. Что касается отзывов официальных оппонентов, то А.Н. Чумаков вообразил, что моя цель – любой ценой вписать себя в историю Клуба, и всю свою рецензию (это же суметь надо!) посвятил доказательству несоответствия темы доклада тематике семинара. А.Б. Вебер /2/ сосредоточил все внимание на том, что в докладе, якобы, социальное сводится к биологическому и даже к механическому[47]. И то, и другое – «стрельба мимо цели».

Начну полемику с интересного (и главное, непредубежденного!) выступления А.М. Чешкова /3/. Он «не согласен с тем, что глобалистика – это не что иное, как социальная динамика, которая в первую очередь изучает закон социально-естественного отбора». По моему понятию, глобалистика в первую очередь характеризуется ее предметом, каковым я считаю процесс гуманизации человека и общества. К сожалению, А.М. Чешков не комментировал такое понимание предмета глобалистики. «Специфически глобалистским» является не закон социально-естественного отбора, а глобальный процесс гуманизации, которому свойственны и другие законы (закон ускоренного развития человечества, законы формирования потребностно-способностной структуры и др.).

Весьма продуктивным в теоретическом плане может оказаться предложение М.А. Чешкова связать дележ с архетипом. «Загадка заключается в том, почему этот докультурный, доисторический пласт в нынешнем состоянии человека, в том числе в глобализации проявляет себя». Разгадка, по-видимому, в том, что деление эволюции социосферы на историю и предысторию является чисто условным, искусственным приемом, по-своему удобным для каждого исследователя, но не имеющим никакого объективного основания. Об этом говорит тот факт, что разные ученые проводят рубеж между историей и предысторией, исходя из специфики своих теорий, т.е. из своих субъективных взглядов на этот вопрос (да и где его взять – объективный критерий?). Поэтому в докладе это искусственное деление отбрасывается и в качестве начала истории рассматривается первый проблеск человечности.

Очень любопытно замечание о «драме автора»: «С одной стороны он… говорит о торжестве марксизма, но какое же торжество марксизма, даже в его работе, когда вместо ортодоксально марксистского понимания приоритета сферы общественного производства и борьбы между классами, у него занимает гигантское место распределение с сообществами».

Этот отзыв показывает сложность проблемы научной коммуникации, т.е. умения выразить мысль и правильно понять сказанное. Можно указать два характерных источника разночтений: 1) терминологические недоразумения, когда автор использует широкое понимание термина, а читатель – узкое (или наоборот); 2) непонимание качественного различия динамических и статистических законов. Примеры. Существует определение термина «деятельность», которое относит его только к активности человека. Автор, имея цель, сфокусировать внимание на качественном отличии активности животных от активности человека (ибо никто ведь не будет спорить, что и животным, и человеку свойственна активность), может дать широкое понимание деятельности как любой активности, направленной на удовлетворение потребностей. Преимущество такой терминологии в том, что она заостряет внимание на вопросе, в чем состоит качественное отличие первопричин активности животных и человека (ее движущих сил), т.е. направляет мысль в определенное конструктивное русло, а не оставляет ее перед абстрактным спором о словах, чем активность отличается от деятельности. Читатели, привыкшие понимать деятельность в узком смысле, как активность человека, могут поступить двояко. Кто-то (очень вдумчивый) скажет: автор использует терминологию, отличную от моей; надо, читая текст, переводить с  его языка на мой язык. Другой подумает: «Ага! Автор распространяет деятельность на животных. Значит, он сводит социальное к биологическому». Рецензенты народ бдительный (работа такая!). Они считают долгом на корню вырубать редукционизм всякого рода. Поэтому, увы, в девяносто девяти случаев из ста они будут рассуждать по второму варианту.

Пример разночтений второго рода: в тексте моего доклада есть фраза: «Воля людей не в состоянии изменить ход событий, предопределенный объективными законами развития общества».  Вокруг этой фразы сосредоточен критический пафос отзыва: «Автора подводит физикалистский редукционизм, уподобление человечества физическому объекту… В его построении нетрудно усмотреть склонность к механистическому детерминизму». Здесь рецензент демонстрирует непонимание качественного различия динамических и статистических законов. Необходимо отличать предопределенность хода событий от предопределенности самих событий. Динамический закон предопределяет и то, и другое: планета будет двигаться по орбите (ход событий) и придет в заданное время в предвычисленную точку (событие). Статистические законы развития общества предопределяют только ход событий, но не сами события. Например, общепризнан закон ускоренного развития человечества. Поэтому правомерно говорить: воля людей не в состоянии изменить ход событий, предопределенный этим законом, и сделать развитие человечества, например, равномерным. Но этот закон не предопределяет, через какие именно события он будет реализовываться. Таким образом, ученые умозаключают, исходя из закона всего лишь о ходе событий, не предсказывая самих событий (события предсказывают пророки). Следовательно, не меня подводит «физикалистский редукционизм», а рецензента подводит типичная для гуманитариев редукция статистических законов к динамическим.

Эта редукция неизбежно влечет непонимание доклада: «Гуманизм, уверяют нас, восторжествует независимо от разума, от воли и желаний людей. Так что беспокоиться не о чем, надо только стремиться к оптимальному удовлетворению своих потребностей…».

У оппонента не сходятся концы с концами: чтобы стремиться к оптимальному удовлетворению потребностей, надо иметь волю и опираться на разум. Т.е. потребности – источник, движущая сила гуманизации, а воля и разум – ее инструменты. Мое утверждение, совершенно переиначенное оппонентом, состоит в том, что гуманизм восторжествует независимо от гуманистических проповедей. Оппонент, конечно же, видит, что в докладе речь идет не о доктринерском гуманизме, а об объективном процессе гуманизации. Но он привык связывать гуманизм с доктринами, возникшими в средние века. Он разделяет традиционное понимание гуманизации: дескать, гуманистические слова научают гуманистическим делам. В докладе же обосновывается принципиально противоположный подход: прежде чем люди научились говорить гуманистические слова (и вообще любые слова), они научились совершать гуманные дела (в начале было дело (Гете /1/)). И если бы люди не «изобрели» гуманные дела, то не было бы ни слов, ни гуманистических доктрин.

 «…Правда, непонятно тогда, почему автор требует ввести в России идеологию социал-гуманизма как государственную, в качестве конституционной нормы. Откуда озабоченность ситуацией в России на фоне «неспешного среднестатистического движения (мира) по пути гуманизации»?  Тут остается развести руками, пожать плечами и т.п. Беспокоиться есть о чем! И как раз потому, что гуманизация идет не под воздействием проповедей гуманистов, которые обеспечили бы всем сестрам по серьгам. Человечество гуманизирует беспощадный закон социально-естественного отбора. Побеждают сообщества, чья идеология оказалась наиболее близкой к той, что «рекомендует» этот закон, и горе сообществам, которые организуют свою жизнь, не считаясь с его «рекомендациями». А идеология России (кто у власти, тот и у сласти) предельно порочна с этой точки зрения. И если Россия не свернет с этого пагубного пути, ее ждет судьба Римской империи. Рецензент вынуждает меня повторяться, но квинтэссенцию доклада нелишне повторить.

При всем при том А.Б. Вебер, как и А.Н. Чумаков , говорит о моем  дилетантстве. Но, во-первых, профессионал высокого класса  А.М. Чешков нашел в моем докладе материал для профессионального разговора по проблемам, затронутым в докладе. Во-вторых, замечу следующее. На семинаре на вопрос А.Н. Чумакова /3/, в какой области я считаю себя профессионалом, я ответил, что в астрометрии. Но вспомнилось, как один известный астрометрист, написавший разгромный отзыв о моем изобретении (в чем он признался, и что не помешало нашим приятельским отношениям), однажды сказал: «Вам повезло, что вы не профессиональный астрометрист. Вы применили уровень там, где ни один истинный астрометрист его никогда бы не применил». Выходит, и в астрометрии я дилетант. Но, может быть, кто-то когда-то скажет: «Вам повезло, что вы не профессиональный историк (философ…). Вы применили потребностный подход там, где ни один профессиональный  историк (философ…) его никогда бы не применил». Поэтому не спорю: да, я дилетант. Но! Я профессиональный дилетант.

P.S. Особенно забавно, что А.Б. Вебера заподозрил меня в склонности к механистическому детерминизму. Чтобы показать, какое мировоззрение формирует знакомство с идеями Бора /1/, Гейзенберга, Эйнштейна и т.д. я закончу эту полемику стихами собственного сочинения, если уважаемая редколлегия позволит такую вольность.

 

 

ТОЛЬКО ДЛЯ СУМАСШЕДШИХ!

В.П.

 

Перед нами безумная теория.

Вопрос в том, достаточно ли она

безумна, чтобы быть правильной.

 Нильс Бор

Кто хочет движенье частиц объяснить,

Стать первым, разгадку нашедшим,

Тот должен по складу мышления быть

Достаточно сумасшедшим

А мы – не частицы, природы венец,

Движенья души обретший.

И должен счастливого мира творец

Тем более быть сумасшедшим.

Мне верится, время такое придет

Родится такая держава,

Где пост президента займет Дон-Кихот –

Безумия вечная слава.

Вот первый декрет, что издаст Дон-Кихот:

Чтоб каждого сделать счастливым,

Назначен премьером смешной идиот

Князь Мышкин страдалец правдивый.

Чтоб в этой державе никто не попал

Холодным расчетам в объятья,

Расчетливых будет судить трибунал,

А в нем Карамазовы братья.

И будут безумные там править бал.

И скажет с креста сошедший:

«Я не напрасно распятый страдал.

Мир тебе, мир сумасшедших!»

Дерзаниям мысли во век не скудеть

И чувствам, свободно расцветшим.

И гимном торжественным будет звенеть:

«Только для сумасшедших!»