По плодам их узнаете их.
Мат.7,16
ОГЛАВЛЕНИЕ
A. ГЛАВА ПЕРВАЯ.
РЕЛИГИЯ И СОЦИАЛЬНО-ЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР..................................................... 3
1. О происхождение веры и религии.................................................................................................................................. 3
Эволюция
религиозных представлений.................................................................................................................................... 4
B. ГЛАВА ВТОРАЯ.
ГУМАНИЗМ ХРИСТИАНСТВА................................................................................................. 5
1. Является ли Иисус из Назарета Богом-сыном, воскресшим и
вознесенным на небо?................................... 5
a) Являлся
ли воскресший Иисус Апостолу Петру?................................................................................................... 6
b) Как
объяснить Преображение Господне?................................................................................................................ 7
2. Является ли Евангелие Богодухновенной
книгой?.................................................................................................. 8
3. Иисус
как создатель принципиально новой религии - религии добрых дел...................................................... 9
a) Бог
Моисея и Бог Иисуса.............................................................................................................................................. 9
b) О
содержании понятия «Царство Божие».............................................................................................................. 11
c) Кто
достоин Царства Божьего?.................................................................................................................................. 11
4. За что распяли Иисуса?................................................................................................................................................... 12
5. Почему Иисус пошел на крест?..................................................................................................................................... 13
6. Учение Иисуса и послания Апостолов........................................................................................................................ 13
a) Троекратное
отречение Петра................................................................................................................................... 14
b) Апостол
Павел - основоположник христианства.................................................................................................. 15
c) «Евангелие
от Павла»................................................................................................................................................... 16
(1) Бог
Иисуса и Бог Павла....................................................................................................................................... 16
(2) О
соотнесении Моисеева закона и веры в Христа....................................................................................... 17
(3) Об
«исповедывании устами.............................................................................................................................. 18
(4) Учение
о благодати.............................................................................................................................................. 19
(5) Мифы
«Евангелия от Павла»............................................................................................................................. 19
(6) Добро
и любовь в учении Павла...................................................................................................................... 20
C. ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
ПРИНЦИПИАЛЬНАЯ ОГРАНИЧЕННОСТЬ ГУМАНИЗМА ХРИСТИАНСКОЙ РЕЛИГИИ 21
1. Возможности религии как основы
нравственности................................................................................................ 21
2. Религия как фактор гуманизации общества.............................................................................................................. 22
Средневековая Испания. Горят костры
святой инквизиции. И однажды, когда было сожжено сразу сто еретиков, на землю
явился Христос... Представить, как могло происходить второе пришествие в разгар
инквизиции - это смелость гения1 .
Великий инквизитор приказывает схватить
Иисуса. Он убеждает Христа не мешать им «исправлять его подвиг», потому что свобода людей, за которую он пошел на крест, им не по силам. Инквизитор
обвиняет Христа в том, что он слишком многого требовал от людей. Инквизиция
меньше требует и больше дает «малым сим», и когда он, великий инквизитор,
прикажет сжечь его, «тот же самый народ, который сегодня целовал Твои ноги, завтра же, по одному моему мановению бросится
подгребать к Твоему костру угли». Христос выслушивает долгую проповедь великого
инквизитора и молча покидает темницу. О чем мог думать он в тот момент?
Возможно, он думал: «Я знаю только то, что сам
я не христианин», - и жалел о том,
что не написал ни слова, доверив судьбу своего учения «юродству проповеди».
Другой великий учитель человечества писал
много, но... очень много. Так много, что не успел сложить из отдельных
заготовок, разбросанных в многочисленных
трудах, целостное учение. Наверное, он надеялся, что людям будет достаточно его
заготовок. И вот расплата за слишком высокую требовательность к людям:
познакомившись еще при жизни со своими «последователями», учитель с горечью
сказал: «Я знаю только то, что сам я не марксист».
ПОСТАНОВКА
ЗАДАЧИ
Увы, такова судьба великих учений: им
трудно найти достойных продолжателей. И подобно древним фрескам, постепенно
скрывающимся под напластованиями маляров, они обрастают трудами продолжателей,
которые то в силу непонимания, то из стремления приспособить учение к своим
целям затемняют идеи первосозидателей.
Гуманистам надлежит пробиться к истинной
сущности учений Иисуса из Назарета и Карла Маркса,
поскольку в них заключен огромный потенциал гуманизации общества. Гуманистических
учений очень много, и теория гуманизации должна все их вобрать в себя. Но в
Манифесте приходится ограничиться рассмотрением христианства и марксизма,
поскольку они имеют наибольшее значение для идейной жизни России.
К счастью «реставрация» учений выгодно
отличается от реставрации фресок тем, что можно сначала выделить основные линии
оригинала, а затем очищать их от наслоений времен. При таком подходе сразу
возникает вопрос об эталоне, который позволил бы судить, что в учении основное,
в чем его сильные и слабые стороны. В теории гуманизации общества в качестве
такого эталона естественно взять закон гуманизации и механизм его воплощения.
Сильными сторонами учения являются те
положения, которые содействуют практическому воплощению закона. Ошибочными -
те, что идут вразрез с природой потребностно-способностной структуры человека и
закономерностями ее эволюции. Таким образом, главу о религии нельзя рассматривать
как религиоведческое изыскание, а главу о марксизме как экскурс в
политэкономию. В обоих случаях речь идет о рассмотрении учений с весьма
специфической точки зрения - с позиции потребностного подхода к теории развития
общества.
Происхождение веры и религии изучено во
многих фундаментальных работах. В Манифесте эти вопросы обсуждаются не ради
критики каких-либо выводов этих работ, а только для выяснения места и роли веры
и религии в социально-естественном отборе. Чтобы прояснить особенность потребностного подхода
к этому вопросу, сравним его с подходом Фейербаха: «Моя цель была доказать, что
силы, перед которыми человек склоняется в религии... не что иное, как создание
его собственного, несвободного, боязливого духа и невежественного, необразованного
ума». Несомненно, что Фейербах исходил из гуманистических
побуждений, желая освободить человека из под власти «тех
человеконенавистнических сил, которые испокон века еще и до сих пор пользуются
тьмой религии для угнетения людей».
Оспаривать правомерность такого подхода
могут лишь фарисеи или утонченные идеалисты, не желающие вникать в грубую реальность истории. И все-таки подход
теории гуманизации иной: религии существуют повсеместно со времен зарождения
человека до наших дней. Социально-естественный отбор сохраняет только те виды
деятельности, которые укрепляют сообщества. Живучесть религий доказывает, что
они были важным фактором повышения боеспособности сообществ. Было бы непонятно,
чем «невежественные выдумки» могли помогать сообществам. Следовательно,
недостаточно смотреть на религии как на продукт «невежественного,
необразованного ума1» и видеть в них только
инструмент угнетения людей.
Задача
теории гуманизации - выявить, чем религии содействовали гуманизации сообществ и
каковы перспективы этого содействия в третьем тысячелетии. Отправной пункт гуманистической теории религии - тот
исторический факт, что религии претерпевали изменения. Религии возникали,
достигали расцвета и рушились, уступая место другим религиям. Следовательно, нет никаких оснований
полагать, что догматы нынешних
религий - последняя точка в их эволюции.
Религия - это вера людей, одетая в
пестрый наряд, сотканный из мифов и легенд. Вера соотносится с религией как
содержание и форма. Истоки веры лежат в самой природе человека. Вера возникает
вместе с человеком и первоначально не имеет религиозной формы.
Никаких фактов о
зарождении религий сохраниться не могло. Но, как говорил Фейербах, ключом
к прошлому является настоящее. Библия повествует, о чем молил Бога царь Давид в
своих знаменитых псалмах. Мы знаем множество религиозных ритуалов. Нигде
традиции так ни прочны, как в религии. Поэтому можно с высокой степенью
вероятности считать, что мотивы и формы первобытных молитв были сходны с
библейскими. Истоки веры мы
обнаружим в тех же факторах, которые
вырвали человека из животного состояния, а о том, как вера обрастала легендами
и мифами, обретая форму религии, можно судить по ее истории.
Согласно потребностному
подходу человек «начался» с подавления хватательного инстинкта и дележа добычи. Ждать своей доли добычи - значит, верить, что она будет получена. Отдавать свою добычу для дележа,
значит, верить, что соплеменник
когда-нибудь поступит также. Умозаключения о пользе дележа
были невозможны в виду неразвитости мышления. Поэтому возникновение человека в
психологическом плане - это возникновение подсознательной веры, но, разумеется,
не веры в Бога, а веры в определенный ход событий.
Другой ряд событий, требовавших веры в их
благоприятный исход, - орудийные действия. С тех пор, как между антропоидом и
его потенциальной добычей появился посредник в виде орудия, успех стал зависеть
от качества орудия и подготовки охотника. Вместо инстинктивных действий,
безошибочно выверенных естественным отбором, появились действия, прижизненно
сформированные обучением и практикой и их неизменный спутник - вера в то, что цель будет достигнута.
По мере усложнения общественных отношений
и орудийных действий увеличивалась роль веры. Так, надо было верить, что
заключенный союз племен не будет нарушен, что зерна, брошенные в землю, дадут
урожай и т.д.
В связи с возникновением веры неизбежно
возникли и разные механизмы самовнушения и взаимовнушения.
Вероятно, одним из первых механизмов взаимовнушения
были боевые танцы, а самовнушения - жертвы богам. Известно, что нападению
дикарей на враждебное племя предшествует боевой танец, в ходе которого к танцующим присоединяются те, кто будет участвовать в
набеге. Нападение совершается сразу после танца, и это вполне рационально:
танцующие не только воодушевлены коллективными боевыми движениями, но и провели физическую разминку,
весьма полезную перед боем. Можно предположить, что подобными танцами люди приглашали
соплеменников на коллективную охоту, когда еще не умели говорить, изъясняясь телодвижениями
с оружием в руках (и что именно знаки вооруженной
рукой положили начало речи).
С древнейших времен люди задавались
вопросом об устройстве мира. Установить ход мыслей, который привел их к идее о
божественной силе, управляющей ходом событий, весьма сложно. Но, видимо,
немаловажную роль сыграло подсознательное
стремление древних идеологов внушить соплеменникам идею о существовании
невидимых вождей, которые любят поклонение и подарки, подобно земным вождям, и
что они, идеологи, могут взять на себя роль посредников между племенем и
невидимыми вождями. Когда встал вопрос о ритуале поклонения божественному
покровителю племени, подсознание подсказало будущим жрецам использовать для
этого боевой танец. В старые мехи было влито новое вино (религиозный смысл), и
опыт оказался столь успешным, что в некоторых восточных религиях танец не
утратил религиозного смысла до наших дней.
Другой эффективный механизм внушения -
жертвы божеству - имеет столь же древнее и аналогичное происхождение. У
некоторых народов в жертву богам приносят только те части животных, которые не
идут в пищу: рыбьи головы и хвосты, кости и рога. Это проливает свет на
механизм возникновения жертвоприношений. Удачная рыбная ловля сопровождалась
периодическим выбрасыванием в реку остатков съеденной
рыбы. В случае неудачного лова в реку не выбрасывалось ничего. Не удивительно,
если в представлении наших диких предков поменялись местами причины и следствия
этих многократно повторяющихся событий, и они (предки)
пришли к мысли о существовании духа реки, которого надо задабривать остатками
рыбы.
Дальнейшая трансформация (или сохранение)
предметов, приносимых в жертву, зависела от того, кормились ли жрецы от жертвенника.
В тех религиях, в которых жрецы получали
долю жертвы, пророки и священники учили,
что жертвовать надо не ущербных, а лучших животных. У народов, приносящих
жертвы богам без посредников-жрецов, боги и доныне скромно довольствуются лишь
несъедобными частями.
Итак, древние религиозные ритуалы, вероятно,
возникли из действий, практиковавшихся задолго до зарождения первых религиозных
идей. Эти действия или предшествовали и содействовали победе (боевые танцы) или
сопровождали успешную охоту (выбрасывание остатков добычи). Поэтому неслучайно
именно они были сделаны ритуалами поклонения богам. Наполнение религиозным
смыслом древних ритуалов усиливало их вдохновляющее психологическое воздействие
и этим способствовало успешной деятельности. В подтверждение того, что вера в
бога проистекает из необходимости
укрепления веры в успех, можно сослаться на библейские псалмы. В них Бог
восхваляется как сподвижник в делах, карающий врагов, укрепляющий силу царя
Давида. «Вступись в дело мое и защити меня» (П.118, 154). «С Богом мы окажем
силу; он низложит врагов наших» (П.107,14) и т.д. на протяжении почти всех 150
псалмов.
Таким образом, расхожее мнение, что
религия возникла из страха людей перед грозными явлениями природы, не находит
никакого подтверждения в содержании молитв. Самое это мнение, видимо, отражает
лишь страх, который возникал у ученых, когда они мысленно переносились из
уютных кабинетов в дымные пещеры без теплых
ванн и туалетов. На самом деле природа досаждала нашим предкам лишь изредка. С
ее капризами они освоились, когда еще были животными. Вероятно, природа в
большей мере влияла на первобытных людей своей красотой и гармонией, чем
редкими роковыми ударами.
Но что было постоянным источником
опасности - так это соседние племена. И что тревожило всегда: достаточно ли
тугой лук, остры ли стрелы, надежен ли топор. Поэтому религии возникали и
развивались как один из факторов социально-естественного отбора, как важнейшее
психологическое подспорье в войне и
трудовой орудийной деятельности.
Дальнейшее развитие религий связано с
развитием орудийной деятельности и усложнением общественных отношений. Чем
совершеннее становились орудия охоты и лова, тем увереннее становились
люди и тем меньше оставалось поклонников у духов лесов и рек. Число
богов сокращалось, а сами они видоизменялись: боги охотников и собирателей не
могли справляться с задачами, стоящими перед богами пастушеских и
земледельческих племен.
По мере разрушения родового строя,
«перемешивания» людей в ходе развития торговых отношений и обогащения жизненных
впечатлений вопросы космологии становились более значимыми. Кто и как управляет
ходом событий? Откуда взялась поразительная гармония живого и неживого миров?
Что происходит с человеком после смерти? На эти и многие другие вопросы пророки
и жрецы отвечали в меру своих знаний и фантазий.
Но системы религиозных представлений не
были продуктом вольного художественного творчества. Люди не стали бы слушать
пророков, если их слова не отвечали бы интересам людей. Поэтому откровения
пророков и учения жрецов когда подсознательно, а когда
вполне осознанно направлялись политическими интересами сообществ, в которых они
действовали. Наивный политеизм вытеснялся религиями, где число богов
сокращалось, а их «полномочия» возрастали по мере расширения верховной власти
земных вождей.
Наиболее наглядно влияние политических
интересов просматривается в истории монотеистическиих
религий. Слишком очевидно , что народ, верящий в
одного бога (именно в одного, а не в одних), более сплочен в своих делах. Его
легче мобилизовать на достижение общенациональной цели, связав ее с волей бога.
Так мудрый Моисей поставил перед израильтянами цель - дойти до земли
обетованной. Обетованной кем? Богом!
Но сколь заметно
политические цели превалировали над религиозными догмами! Когда израильтяне в отсутствие Моисея, занятого на священной горе
установлением союза с Богом, поклонились золотому тельцу, Моисей сказал добровольцам-левитам, ставшими на защиту веры:
«Так говорит Господь Бог Израилев: ...пройдите по стану
от ворот до ворот и обратно, и убивайте каждый брата своего, каждый друга
своего, каждый ближнего своего. ...и пало в тот день из народа около трех тысяч
человек» (Исх.32, 27-28). А ведь незадолго до этого тем же Моисеем была
передана народу заповедь того же Бога: не убий! И вот заповедь забыта и попрана самим же пророком едва возникла малейшая угроза
единоверию (а значит, единовластию!). И показал ли Моисей пример левитам -
сразил ли брата Аарона «за сделанного тельца, которого сделал Аарон»? Нет, не
сразил, ибо слишком важно было иметь первосвященником родного брата. Поистине
двойная мораль правителей (хоть безбожников, хоть пророков) не знает ни начала,
ни конца.
Итак, развитие религий от первобытного политеизма к
монотеизму происходило по мере возрастания уверенности людей в успехе их
практической деятельности из-за
совершенствования орудийных действий и по мере усложнения политических задач,
встававших перед сообществами.
Что есть истина? - на этот вопрос,
обессмертивший римского прокуратора Понтия Пилата, Иисус из Назарета
не ответил, ибо вопрос тот неисчерпаем, как сама жизнь. Каждое поколение людей
ищет ответ на него в учении Иисуса. И каждое поколение
находит свой ответ. Что поколение! Каждый человек решает роковой вопрос
по-своему. Гуманистам необходимо обратиться к учению Иисуса
не ради критики бесчисленных трактовок Евангелия, но для того, чтобы,
во-первых, вычленить из него все, что
может вобрать в себя теория гуманизации общества и, во-вторых, сделать выводы
из практики его воплощения в жизнь.
Решение этих задач осложняется тем, что
по убеждению верующих Иисус - это Бог-сын, а Евангелие - боговдохновенная
книга, не подлежащая критическому анализу. Конечно, можно просто отмахнуться от
этих убеждений и сразу поставить Иисуса на одну доску с Сократом, а Евангелие -
с «Диалогами» Платона. Но такой подход оставит верующих равнодушными, а цель
Манифеста - не только объяснять, но по мере возможности и убеждать. Поэтому
анализу учения Иисуса необходимо предпослать раздел,
посвященный демифизации Евангелия. История религии -
это постоянная смена одних мифов другими мифами. Религия будущего - это религия
без всяких мифов. Стыдно входить в третье тысячелетие после рождества Христова,
не назвав вещи своими именами: историческую реальность - историей, а мифы -
мифами.
Трудности демифизации
Евангелия выявлены в многочисленных работах. Этой проблемой занимались глубоко
верующие мыслители (Гегель, Л. Толстой) и атеисты (Фейербах, Ницше). И все же
значительность проблемы не позволяет сослаться на чей-либо авторитет. Единственным авторитетным источником демифизации
Евангелия может быть только... само Евангелие. Эта великая книга создавалась на
основе свидетельств о жизни Иисуса, передававшихся из уст в уста. Она прошла
через руки многочисленных переписчиков, которые были ее вольными или невольными
редакторами. В таких условиях мелкая деталь может оказаться историческим
фактом, а фундаментальный тезис - продуктом фантазии рассказчиков или
редакторов. Поэтому отличить миф от факта можно лишь с некоторой долей
вероятности путем логического сопоставления разнородных фрагментов текста.
Весьма
интересные выводы можно сделать из сопоставления описания событий в текстах,
авторство которых приписано ученикам Иисуса, с описанием тех же событий в
текстах других авторов.
Согласно Евангелиям от Матфея, Марка и
Луки, среди трех апостолов, удостоенных чести быть свидетелями Преображения
Господня, был Иоанн. И в то же время Евангелие от Иоанна - единственное, в
котором о Преображении даже не упоминается. Между тем, автор четвертого
Евангелия настойчиво подчеркивает свою близость к Иисусу. Можно ли допустить,
что он не счел важным эпизод, в котором Иоанн был так заметно выделен Иисусом?
Это маловероятно. Следовательно, либо три автора синоптических Евангелий
описали то, чего не было, либо автор четвертого Евангелия ничего не знал о
Преображении. Во втором послании Петра о Преображении говорится как о факте,
свидетелем которого Петр был. Это делает более вероятным, что Преображение -
исторический факт, о котором автору четвертого Евангелия не было известно. Среди учеников Иисуса был только один апостол
по имени Иоанн. Следовательно, отсутствие описания
Преображения в Евангелии от Иоанна доказывает, что его автор - не Апостол
Иоанн.
Полученный вывод сам по себе не имеет
отношения к целям Манифеста. Он приведен для иллюстрации метода, применение
которого к посланиям Апостола Петра, позволяет прийти к выводам, исключительно
важным для демифизации Евангелия.
Во втором послании есть
поразительное место, где Петр говорит о своем первоапостольстве,
подчеркивая близость к Учителю:
«Ибо мы возвестили вам силу и пришествие Господа нашего Иисуса Христа не
хитросплетенным басням последуя, но бывши очевидцами Его
величия» (2Пет. 1, 16). Весьма интересен вопрос, кто, по мнению Петра,
проповедовал Евангелие не по первоапостольскому
призванию, а «хитросплетенным басням последуя». Но
стократ важнее, какие факты приводит Петр как очевидец славы Господней: «Ибо Он
принял от Бога Отца честь и славу, когда от велелепной
славы принесся к Нему такой глас: «Сей есть Сын Мой
Возлюбленный, в Котором Мое благоволение». И этот глас
мы слышали, будучи с Ним на святой горе. И притом
мы имеем вернейшее пророческое слово...» (2Пет. 1, 17-18).
Итак, Преображение и пророчества о
пришествии Мессии. И это все?? Но
позвольте, почему Петр ничего не говорит о явлении ему воскресшего Иисуса?
Почему, желая напомнить о своем первоапостольстве,
не ссылается на прямое поручение Господа: «Паси овец Моих» (Ин.21, 16)? Неужели Воскресение и Вознесение, очевидцем которых его
изображает Евангелие, значат для Петра
так мало, что он даже не упоминает о них? Христианская религия не случайно
основана на догматах о Воскресении и Вознесении: эти события поражают
воображение всех, кто узнает о них. Всех кроме Апостола Петра?
Но тут самое время вспомнить, что многие
исследователи Нового Завета сомневаются в подлинности второго послания. В таком
случае возникает вопрос: мог ли компилятор, взявшийся свидетельствовать за
Петра, не описать в качестве славы Господней Воскресение и все, что с ним
связывают? Как мог бы писать об этом компилятор, можно судить по тому же
Евангелию от Иоанна: здесь Воскресение описано с наибольшим числом подробностей
(а вот описать Вознесение и Преображение он вообще «забыл»). Поэтому
отсутствие упоминания о Воскресении во
втором послании можно рассматривать как аргумент в пользу того, что его писал
не компилятор.
И
мы возвращаемся к вопросу: почему порывистый, впечатлительный Петр не говорит о
Воскресении и Вознесении как о свидетельствах славы Господней? Конечно, логика
людей, живших почти 2000 лет назад, отличается от
нашей, но неужели до такой степени? Наиболее вероятное объяснение одно: Апостол Петр честно перечислил
все, что мог, «бывши очевидцем Его величия». И если в
числе свидетельств не названы Воскресение и Вознесение, значит, Апостол Петр не был свидетелем ни
Воскресения, ни Вознесения Иисуса, и следовательно,
этих событий не было.
Этот роковой для христианской религии
вывод встретит немедленное возражение: в первом послании Петра сказано:
«Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, по великой Своей милости возродивший
нас воскресением Иисуса Христа из мертвых к упованию живому»(1Пет. 1, 3). Но из
того же послания видно, как Петр понимает Воскресение Христа: «...Христос...
пострадал за грехи наши, праведник за
неправедных, быв умерщвлен по плоти, но ожив духом, которым Он и находящимся в темнице духам,
сошед, проповедал» (1Пет. 3, 18-19). Как видим, Апостол Петр говорит о Воскресении Христа
как об акте только духовном. Для Петра Воскресение Иисуса и миф о его
сошествии во ад - одна и та же история1.
Итак, оба послания Апостола Петра
показывают (первое - тем, что написано о Воскресении, второе - отсутствием
всякого упоминания о нем),что Апостолу Петру ничего не
известно о Воскресении и Вознесении Иисуса как о реально наблюдавшихся
исторических фактах. Тем самым, Камень,2 который по замыслу Иисуса должен был
стать основой церкви (Мат. 16, 18), превращает краеугольные камни христианской
религии в «камень преткновения и скалу соблазна».
Если брать Апостола Петра в качестве очевидца исторических событий, то необходимо
найти естественное объяснение Преображения Господня, о котором Петр пишет как
об эпизоде, участником которого он был. С этой целью обратимся к мелким
подробностям событий в надежде найти в них крупицы исторической достоверности,
которые могут пролить свет на евангельские чудеса. Почему Иисус позвал на гору
лишь троих учеников, а не всех двенадцать? Почему все трое засыпают? «Петр же и бывшие с ним отягчены были сном; но пробудившись увидели славу Его, и двух мужей, стоявших с
ним» (Лук. 9,32). Весьма показательно и
завершение странного сна: «И услышавши ученики
пали на лица свои и очень испугались. Но Иисус
приступив коснулся их и сказал: встаньте
и не бойтесь. Возведши же очи свои, они
никого не увидели кроме одного Иисуса» (Мат.17,6-8).
В Евангелии от Иоанна нет упоминания о
Преображении, но там есть до некоторой степени сходное чудо: «преображение»
воды в вино на свадебном пире. Этому чуду предшествует примечательный разговор
Иисуса с матерью. «Матерь Иисуса говорит Ему: вина нет у них. Иисус говорит
Ей: что Мне и Тебе, Жено?
Еще не пришел час мой» (Ин. 2, 3-4). Удивительно, откуда взяла Мария, что ее
сын может чем-то помочь хозяевам? Почему Иисус ведет себя не как всесильный
чудотворец, а как простой смертный, сомневающийся в успехе?
Во всех Евангелиях описано событие,
которое не относят к чудесам, а оно, быть может, самое большое чудо: это
изгнание торговцев из храма. Что заставило толпу людей, отнюдь неробких,
подчиниться проповеднику, не имеющему никаких административных полномочий и
вооруженному лишь бичом из веревок (Ин. 2, 15)?
Наконец, почему Иисус, успешно излечивающий больных, верящих в него («вера
твоя спасла тебя»), оказался бессильным в «отечестве своем» («не совершил там
многих чудес по неверию их» (Мат. 13, 58))?
Все перечисленные события получают единое
объяснение, если предположить, что Иисус пользуется гипнотическим воздействием.
На гору Преображения были позваны те,
кто легче других поддавался гипнозу.
Получает объяснение и их засыпание, и пробуждение от прикосновения Иисуса.
Становится понятным разговор Иисуса с
матерью и его колебания: очевидно, он
демонстрировал ей свои способности раньше, но в небольших компаниях. Большое
число людей на свадебном пире смущало его, но он пошел на риск.
Очевидно, что изгнать торговцев из храма
можно было только подавив волю, хотя бы части из них.
Бич, совершенно бесполезный как оружие, был вспомогательным средством для оказания
гипнотического воздействия.
О том, что Иисус обладал огромной
гипнотической силой, можно судить по многочисленным фактам исцеления душевно
больных людей. Факт бессилия Иисуса перед лицом
неверия земляков доказывает, что речь идет именно о гипнозе, а не о
божественной силе, которая, конечно, не знала бы пределов.
Разумеется, нет возможности объяснить все
евангельские чудеса, ибо народная фантазия много богаче научных схем. Но в этом
и нет необходимости. Принципиально важно осознать мифический характер только самых основополагающих предпосылок
христианской религии.
Есть простой способ ответить на этот
вопрос: показать несовершенство (а значит, «рукотворное» происхождение) стихов,
которые обязаны быть совершенными, поскольку в них Бог-сын учит, как молиться
Богу-отцу. Речь идет о молитве «Отче наш», завещанной Иисусом своим ученикам, а
через них - всему человечеству. Она ли не должна безупречно точно передавать
сыновнее почтение к Богу, смирение перед Ним, веру в безграничное милосердие
его?
С чем же христианин обращается к Богу в
молитве своей? «И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим»
(Мат. 6, 12). Кому не известно, что нет для человека более тяжкого испытания, чем прощение
должникам. И более всего надо молить Бога, чтобы дал силы осуществить это.
Вместо этого христианин утверждает, что
он -то должникам простил и теперь просит бога
поступить также. Еще резче это звучит в редакции Луки: «... ибо и мы прощаем
всякому должнику нашему» (Лук. 11, 4). Всякому! Вот ведь каким
совершенством хвалится христианин перед
Богом. Молящийся ставит себя в пример Богу - экая гордыня
бесовская!
Молитву в редакции Матфея можно понимать
и так, что молящийся соглашается, чтобы
Бог прощал ему в той мере, в какой он прощает должникам своим. Но кто ты,
человек, чтобы ставить Богу пределы его милосердию? Если мы..., то и ты, а
если..., то... Это молитва или текст
договора с Богом? И почему
молящийся не говорит «как и я прощаю», а
прячется за безликим «мы»?
Но совсем поразительно
звучит стих: «И не введи нас в
искушение, но избавь нас от лукавого...» Да разве Бог вводит в искушение? Не змей ли искусил Еву, а
через нее и Адама? Ветхозаветный Бог, правда, мог «держать пари» с сатаной,
выдержит ли Иов великие испытания, но во-первых, Бог
только «попускал», а все напасти на бедного Иова напускал сатана. Во-вторых,
«ветхого днями» никто и не называл
Отцом. То был Бог ревнитель. А
Богу-Отцу пристало ли вводить в
искушение сынов Своих?
Вот что говорит по этому поводу Апостол Иаков: «В искушении никто не говори:
«Бог меня искушает»; потому что Бог не искушается злом и Сам
не искушает никого, но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственной
похотью» (Иак. 1, 13-14). Здесь налицо заочная полемика
Апостола Иакова с автором молитвы, причем понимание Божьего промысла Апостолом в большей степени
соответствует общепринятому понятию о Боге и природе искушения, нежели
текст молитвы. Но если бы не люди по своему разумению, а
Святой Дух через посредство людей творил Библию, то
как мог он двум авторам священных текстов внушить прямо противоположные мысли?
Все это позволяет предположить, что
Иисус, призывая не уподобляться язычникам и не отягчать молитвы многими
просьбами, вероятно, научил лишь первому стиху молитвы, тогда как все
последующие стихи добавили (или по крайней мере,
отредактировали) священники христианской общины. Они приспособили их для
коллективной молитвы - отсюда в молитве «мы», а не «я». Будучи воспитанными на ветхозаветных текстах, они составили молитву
в духе нового договора с Богом. При этом у них получилась молитва, которую
трудно назвать «боговдохновенной», ибо просьбу не вводить в искушение уместнее
адресовать сатане, а не Богу.
Итак, не обращаясь ни к каким внешним источникам, а только внимательно читая Евангелие, можно заключить, что
Иисус из Назарета был человеком такой одаренности,
какого больше не рождалось на Земле, но все-таки не Христом, и не ипостасью
Святой Троицы. И что Евангелие, - быть может, величайшая из книг, вышедших
из-под пера человека. Но это все-таки
продукт деятельности простых смертных, и богодухновенной
эта книга является в той же мере, в какой богодухновенны
открытия ученых, стихи поэтов, творения композиторов.
Подобно тому, как любая наука основывается
на постулатах, любая религия основывается на догматах - краеугольных
положениях, сформулированных основоположниками религий. Откуда их берет
основоположник? Они сообщаются ему Богом. Поэтому догматы не требуют доказательств,
в них надо верить.
Закон Моисея содержит тысячи предписаний
от порядка жертвоприношений до правил соблюдения гигиены. Очарование религии,
проповедуемой Иисусом, состоит в том, что она основана всего на двух догматах:
«Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим ,
и всею душою твоею, и всем разумением
твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: «возлюби ближнего твоего, как самого себя»;
на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Мат. 22, 37-40).
Такое упрощение «закона Божьего» само по себе уже является благой вестью, Но
принципиально иным становится содержание этих ветхозаветных заповедей.
Бог Иисуса совсем не похож на Бога
Моисея. Последний, наказав Моисею не сотворить себе
кумира, говорит: «Не поклоняйся им и не служи им; ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель,
наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих
Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим меня и соблюдающим заповеди
Мои» (Исх. 20, 5-6). Огульная милость к потомкам праведников не
оправдывает немилости к невиновным потомкам грешников, если даже первая много
больше второй. Бог Моисея - господин рабов своих.
Бог Иисуса - Отец наш, а мы дети его. «Да
будете сынами Отца вашего Небесного; ибо он повелевает солнцу восходить над
злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных»
(Мат.5,,45). Нет больше Бога ревнителя, а есть Отец Небесный - вот воистину
благая весть! «Итак, будьте совершенны,
как совершен Отец ваш Небесный» (Мат. 5, 48).Никогда уже не будет поставлена
людям более возвышенная и благородная цель, чем та, что обозначена в этих
простых, берущих за сердце словах. Никогда уже не услышат люди лучшей вести,
чем та, что они - дети Божьи - могут хотя бы в мечтах стать
совершенны, как Отец их Небесный.
Бог Иисуса (как и Бог Моисея) хочет,
чтобы его возлюбили «всем сердцем, всею душою, всем разумением». К чему это
обязывает верующих? Как должны они проявлять любовь к Богу?
Бог ревнитель дал людям через Моисея
десять заповедей, среди которых не убивай, не кради и т. д. Но четыре первые заповеди
имеют чисто религиозный характер, и среди них - не делать в субботу никакого
дела. Что важнее для Бога ревнителя: соблюдение людьми гуманистических или
религиозных заповедей? «Когда сыны Израилевы были в
пустыне, нашли человека, собиравшего дрова в день субботы... И сказал Господь
Моисею: должен умереть человек сей... И вывело его все общество вон из стана, и
побили его камнями, и он умер, как повелел Господь Моисею» (Чис.
15, 32-36). Вот вам и «не убий»...
«Суббота для человека, а не человек для
субботы» (Мар. 2, 27) - с отвагой истинного революционера говорит Иисус
фарисеям, которые обвиняют его учеников в том, что они нарушают субботу, срывая
колосья в поле. Казалось бы, шести дней в неделе хватит на все добрые дела.
Но Евангелия рассказывают о неоднократных
исцелениях Иисусом больных именно в субботу. В этом явно просматривается
нарочитость, стремление утвердить принцип: « Итак, можно в субботу делать
добро» (Мат. 12, 10-17).
Хотя Иисус называет первую заповедь
наибольшей, но пафос его учения во второй заповеди. Он всем своим учением
утверждает: любовь к Богу проявляется не в постах и молитвах: «наступает время,
когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу... Но настанет время и настало уже, когда истинные поклонники
будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет себе»
(Ин. 4. 21-23). Любовь к Отцу проявляется в любви к
ближнему. Даже само понятие «ближний» Иисус связывает с добрыми делами: ближний
- это не соплеменник и не единоверец. Ближним он признает иноверца-самарянина,
оказавшего помощь пострадавшему иудею (Лук. 10, 29-37).
Бог ревнитель очень любит
жертвы и дает Моисею на сей счет подробнейшие указания. Бог Иисуса относится к жертвам в
духе гуманистических воззрений пророка Исаии: «Если ты принесешь дар твой к
жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь
там дар твой пред жертвенником и пойди прежде примирись с братом твоим...»
(Мат. 5, 23-24).
Бог ревнитель повелел Моисею выполнять
публичные ритуалы, которые так любят фарисеи. Богу Отцу этого не надо: «Ты же,
когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу
твоему» (Мат. 6, 6).
Итак, Иисус своим учением бросает
вызов служителям Бога ревнителя. И в то же время он утверждает: «Не думайте,
что Я пришел нарушить закон или пророков; не нарушить пришел Я, но
исполнить» (Мат. 5, 17). Противоречия
здесь нет. Закон Моисея имеет две составляющих: религиозные предписания и
гуманистические заповеди. Иисус, как всякий серьезный мыслитель, берет у
предшественников все ценное. Он добивается своим учением исполнения гуманистических
заповедей. Только отбросив обряды и
ритуалы, позволяющие лицемерам прятаться за показным благочестием, можно
добиться исполнения гуманистических заповедей - таково первое открытие Иисуса.
Но и сами гуманистические заповеди
качественно усиливаются: «Вы слышали, что сказано древним: «не убивай; кто же
убьет, подлежит суду». А Я говорю вам, что всякий гневающийся на брата своего
напрасно, подлежит суду» (Мат. 5, 21-22). Только когда люди научатся прощать
брата своего до «семижды семи» раз, появится надежда
на исполнение заповеди «не убий». Парадокс
моральных норм заключается в том, что только будучи
доведены до своего верхнего предела они могут быть исполнены на практике - таково
второе великое открытие Иисуса.1
Иисус ясно осознает революционный
характер своего учения: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир
пришел Я принести, но меч; ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь
с матерью ее, и невестку со свекровью ее» (Мат. 10, 34-35). Меч будет не в
руках Иисуса или его учеников. Но так устроен мир, что проповедь любви
неизбежно вызывает ненависть у многих, чьи корыстные интересы требуют
противостояния между людьми. Это они поднимут меч.
Итак, Иисус вполне осознанно проповедует
революционно новую религию, в которой место Бога ревнителя занимает Бог Отец. Из новой религии полностью уходят
ритуалы и обряды: Богу Отцу надо поклоняться «в духе и истине», а молиться -
вдали от посторонних глаз. Религия Иисуса - это религия добрых дел, в которой
проявить любовь к Богу можно одним путем: совершая добрые дела для ближнего своего.
Любому новому учению свойственны
принципиально новые понятия. И такое понятие есть в учении Иисуса:
«Закон и пророки до Иоанна; с сего времени Царствие Божие
благовествуется, и всякий усилием входит в него» (Лук. 16, 16). В этих немногих
словах удивительно точно и емко передана сущность учения Иисуса
о Царстве Божием. Нам предстоит выяснить: 1)какой смысл вкладывается в понятие «Царство Божие»
(или «Царство Небесное») и - главное - 2)какие усилия надо затратить, чтобы войти в это Царство.
Здесь мы сразу сталкиваемся с трудностью,
свойственной многим учениям: с неоднозначной трактовкой фундаментальных
понятий. По одной версии «не придет Царство Божие
приметным образом... Ибо вот, Царство Божие внутрь
вас есть» (Лук. 17, 20-21). Это значит, что Царство Божие
- состояние души, которое человек создает своими добрыми делами. Оно означает
также устройство общества, приносящее людям счастье.
По другой версии Царствие Божие наступит с приходом Сына Человеческого, когда Он
поставит праведников и грешников по разные стороны своего престола и скажет
праведникам: «приидите, благословенные Отца Моего,
наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира» (Мат. 25, 34). Мы никогда
не узнаем, разделял ли Иисус верования в скорый конец света или говорил о нем в
воспитательных целях, чтобы стимулировать добродетельный образ жизни. Но для
нас важно не это. Иисус призывал людей готовится к
приходу Царствия Божия, активно действуя. И важно
понять, какой путь, по мнению Иисуса, ведет людей в
Царство Божие.
Существует два противоположных ответа на этот
вопрос. Их смысл наглядно виден из толкований весьма туманной притчи о десяти
девах. Десять дев со светильниками ждали
припозднившегося жениха. Пять из них предусмотрительно
запаслись маслом, а пяти неразумным
масла не хватило. Пока они ходили покупать масло, пришел жених, двери
чертога брачного затворились, и неразумные девы не попали на пир. Что надо
понимать под маслом, которого не хватило неразумным девам? Гегель считает, что
неразумные девы олицетворяют людей, которые, думая о благочестии, не заботятся
о совершении добрых дел. А без добрых дел не войти в Царствие Небесное внешне
благочестивым людям. Обратное толкование притчи дает Серафим Саровский. «Некоторые говорят, что недостаток елея у
юродивых дев знаменует недостаток у них прижизненных добрых
дел... Я, убогий, думаю, что у них именно
благодати Всесвятого Духа Божьего недоставало... Сделаем мы-де добродетели и тем-де и дело Божие сотворим, а до того, получена ли была ими благодать
Духа Божьего, достигли ли они ее, им и дела не было. Про такие-то образы жизни,
опирающиеся лишь на одно творение добродетелей без тщательного испытания,
приносят ли они и сколько именно приносят благодати Духа Божьего, и говорится в отческих книга: «Ин есть путь, мняйся
быти благим в начале, но концы его - во дно адово». Вот ведь как! Путь одних только добродетелей
ведет «во дно адово».
Не надо думать, что здесь противостоят
два частных мнения по поводу отдельной притчи. Здесь сталкиваются два
мировоззрения. Здесь водораздел двух философий, линия фронта двух непримиримых
идеологий - гуманистической и церковной. «Поверил Авраам Богу
и это вменилось ему в праведность» (Рим. 4, 3) - внушает Ветхий Завет,
утверждая приоритет веры над добродетелью. Апостол Павел идет еще дальше,
внушая, что верой искупаются и беззакония: «Так и Давид называет блаженным человека, которому Бог вменяет праведность
независимо от дел: «Блаженны, чьи беззакония прощены и
чьи грехи покрыты» (Рим. 4, 6-7). И доныне модные проповедники внушают
приоритет веры перед добрыми делами.
Казалось бы, о чем спорить: и благодати
вымаливай и добрые дела делай. Но, во-первых, мы, грешные, не знаем, что такое
благодать и как ее обрести. Во-вторых, мы делаем дела, повинуясь своим
потребностям. Мы заботимся о детях в силу потребности в продолжении рода. Мы любим своих возлюбленных, порой обоготворяя их,
не нуждаясь в посредничестве небесных сил. Мы выручаем друзей, а то и вовсе
незнакомых людей, исходя из наших чувств, за которыми стоят потребности. Ну,
что делать, если потребностно-способностная структура
наша сформировалась раньше всех религий, и мы действуем, как того требует наша
общественная природа. Единственный способ примирить нас с радетелями Божьей
благодати - это отождествить благодать с природой человека, сказать, что мы уже
сподобились благодати через возникновение общественных
отношений, вырвавших нас из животного состояния. Именно она - животная природа
наша - и есть наш первородный грех. Именно с преодоления животной природы началось
вочеловечивание Бога - становление Человека. Итак, природа человека не греховна, а благодатна!
Но именно с этим никогда не
согласятся ни церковники, ни отшельники,
ибо и тем, и другим нужна паства, для которой они были бы посредниками между
Богом и людьми, сосудами благодати Божьей. И вот мы стоим перед вопросом: как
решал указанную дилемму Иисус?
Разумеется, одна притча о десяти девах не
позволит рассудить великого философа и преподобного святого. Только вся
совокупность притч о Царстве Божием может осветить
убеждение Иисуса. Наиболее полно эти притчи
представлены в Евангелии от Матфея. Весьма примечательна притча о хозяине, который нанял работников в разное
время, а заплатил всем одинаково, хотя нанятые в конце
дня работали всего один час. Смысл притчи, видимо, в том, что Царства Божия достойны не обязательно великие подвижники, но и те,
кто приложил хотя бы небольшие, но добросовестные усилия. Иисус многократно
подчеркивает, что день пришествия Сына Человеческого неизвестен, подобно тому,
как неизвестен слугам приход хозяина: «Итак, бодрствуйте, потому что не знаете,
в который час Господь ваш придет» (Мат. 24, 42) - таков контекст
притчи о десяти девах.
Возвращаясь к вопросу, что символизирует
масло, обратим внимание, что сразу после притчи о девах идет притча
о рабе, который закопал в землю талант. Тем самым Иисус учит, что готовиться к
приходу Сына Человеческого надо активной практической деятельностью.
Заключительным аккордом учения о Царстве Божием
звучит притча о суде Сына Человеческого. Поражают критерии, по которым он
выделяет праведников: «Ибо алкал я, и вы
дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня;
был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко мне» (Мат. 25,
36). На изумленный вопрос праведников: когда же это было, следуют, быть может,
самые знаменательные слова Евангелия: «Истинно говорю вам: так как вы сделали
это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мат. 25, 40). Притча о
суде Сына Человеческого не оставляет сомнения, что заочный спор Гегеля с
Серафимом Саровским Иисус решил бы в пользу философа.
Иисус нигде и никогда не говорит о благодати. Он неустанно призывает к добрым
делам.
Итак, Благая весть, возвещенная Иисусом, состоит в том, что отныне нет сурового Бога
ревнителя, каравшего смертью за нарушение субботы. Есть любящий людей Бог Отец,
вознаграждающий за добрые дела, когда бы они ни совершались. Все люди в Боге
братья и сестры. Служение Богу Отцу состоит в заботе друг о друге. Приблизилось
Царство Божие и войти в него
может тот, кто накормил-напоил, одел-обул хоть одного из страждущих сродников своих. Как пишет Э. Ренан, «Чистый
культ, религия без священства и внешних обрядов, покоящаяся на сердечном
чувстве, на последовании Богу, на непосредственном
общении совести с Отцом небесным - таковы были выводы из этих принципов. Иисус
никогда не отступал от этого смелого вывода, который делал его в среде
иудейства настоящим революционером».
На этот вопрос есть разные ответы. Гегель
пишет: «Поскольку Иисус... боролся с иудейской действительностью,
противопоставляя ей свой идеал, гибель его была предрешена». Великий философ
явно погрешил здесь против своего принципа «истина конкретна». Есть иудеи и иудеи. Одни кричали: «Осанна!», другие - «Распни его!».
Вопрос в том, кто был в числе последних.
Враги Иисуса указаны в Евангелии
«открытым текстом»: это первосвященники, фарисеи ,
книжники - религиозные деятели Израиля. Их ненависть к нему вызвана
прежде всего его новым учением. Иисус не выступает против закона и пророков, но
он выделяет в них то, в чем меньше всего заинтересованы священники (добрые
дела) и обличает их в самых резких выражениях за то, что они «поедают домы вдов и лицемерно долго молятся» (Лук.20, 47). Такого
рода критика не новость, так как многие пророки учили: «Милости хочу, а не жертвы»
(Ос.6,6). Но Иисус учит, что Богу надо поклоняться не в храмах, а в
повседневной жизни - «в духе и истине». Это делает его идеологическим, и следовательно, самым ненавистным врагом церкви.
Но еще опаснее для первосвященников то,
что Иисус не просто проповедник, а энергичный реформатор-практик. Он окружает
себя учениками, проводя при этом очень жесткий отбор. Он отправляет
проповедовать сначала двенадцать, а потом и семьдесят учеников (Лук. 9, 1-5;
10, 1-12).
В довершении всего, Иисус не
ограничивается проповедями: «Иисус, вошед в храм,
начал выгонять продающих и покупающих в храме... И учил их, говоря: не написано ли: «дом Мой домом молитвы
наречется для всех народов»? а вы сделали его вертепом разбойников. Услышали это книжники
и первосвященники и искали, как бы погубить Его; ибо боялись Его, потому что
весь народ удивлялся учению Его» (Мар. 11, 15-18). Тут не убавить, не
прибавить. Посягнув на власть и доходы церковной и околоцерковной
мафии, Иисус подписал себе смертный приговор.
5. Почему Иисус пошел на крест?
«Истинно, истинно говорю вам: если
пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то
принесет много плода»(Ин. 12. 24). Эти слова - девиз
всех подвижников и революционеров, ведомых потребностью в справедливом устройстве
общества. Они не отступают даже перед смертью ради торжества своих идей.
Эти слова Иисус говорит в Иерусалиме
накануне последнего крестного служения людям. Они - ключ к разгадке тайны его
гибели. «Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящей душу
свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную» (Ин. 12. 25). Не о своей душе
печется Иисус, но о своем учении, или иначе: его душой является его учение. За
вечную жизнь учения Иисус отдает свою земную жизнь,
понимая, что смерть проповедника стократ увеличивает воздействие проповеди: «И
когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе. Сие говорил Он, давая разуметь, какою смертью Он умрет» (Ин.
12, 32-33).
История не знает другого примера, когда
жизнь и сама смерть учителя были бы так
же тесно связаны с его учением. «Иисус же говорил: Отче! Прости им, ибо не
знают, что делают» (Лук. 23, 34), - вот пафос подвига Иисуса. Это та же
Нагорная проповедь, только бесконечно усиленная личным примером. «Вам кажется
трудным благословлять проклинающих вас? Но даже будучи распятым
на кресте, можно молиться за тех, кто по недостатку человечности не ведает, что
творит», - вот что сказал Иисус своей мученической кончиной.
Сколь мало современники поняли Иисуса,
видно уже из того, что лишь один евангелист донес до нас его предсмертную
проповедь, в которой заключено все учение Иисуса,
подобно тому, как в зерне заложено все растение. Зерна, посеянные Иисусом, упали на почву каменистую, густо заросшую
тернием, и их всходы переплелись с плевелами так тесно, что отделить их друг от
друга стало почти невозможно.
Любое учение, на стадии практического
воплощения претерпевает многочисленные деформации. Происходит это в силу
объективных причин, главная из которых та, что умы людей, руководимые их потребностями,
в разной степени подготовлены к восприятию учения. Люди неизбежно вкладывают в
одни и те же слова разный смысл. Поэтому сколько людей, столько и понятий Бога.
Другая причина деформации учений при их внедрении заключается в разной подготовленности и в
разной ориентированности продолжателей. Одни из них стремятся развивать учение в духе его
создателя, но недопонимают идеи учителя. «Еще многое имею сказать вам, но вы
теперь не можете вместить» (Ин. 16, 12) - говорит Иисус своим ученикам. Другие продолжатели
вольно или неосознанно приспосабливают учение к своим идеалам и целям, которых
не было у основоположника. Наконец, учение может использоваться как
идеологическая завеса корыстных целей, причем таких, против которых и боролся
основоположник.
Учение Иисуса
подвергалось влиянию всех этих факторов тем сильнее, что сам он не написал ни
строчки. Почему? Думал ли он, что конец света близок и писать
нет нужды? Или считал свое учение столь простым, что положился на устное
изложение? Так или иначе, но он оставил своим последователям и толкователям
полную свободу действий...
А
между тем самые ближайшие ученики его не могли «вместить» очень многое. «А Он
заповедал им, говоря: смотрите, берегитесь закваски фарисейской и закваски
Иродовой. И рассуждая между собою,
говорили: это значит , что хлебов нет у нас» (Мар.8, 15-16). При таком уровне
понимания учениками своего учителя закваска фарисейская и Иродова скоро дала
себя знать.
Учитель провозгласил: «Да будете сынами
Отца вашего Небесного» (Мат. 5, 45). «Раб не пребывает в доме вечно: сын
пребывает вечно» (Ин. 8, 35). А что проповедует его ближайший ученик Петр? «Ибо
такова есть воля Божия, чтобы мы, делая добро, заграждали уста невежеству
безумных людей ... как рабы Божии. Всех почитайте,
братство любите, Бога бойтесь, царя чтите» (1Пет. 2, 15-17). Нет, не «вместил»
ученик учения Иисуса: он вновь обращает нас в рабов
Бога ревнителя, Бога, которого надо бояться, - Бога первосвященников и иродов.
Учитель гневно обличал лицемерие власть
имущих, «поядающих домы
вдов» и превращающих храм в вертеп разбойников, не боясь вызвать ненависть
первосвященников и старейшин народа. А что ближайший ученик? «Итак будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа... Слуги, со всяким
страхом повинуйтесь господам... Ибо что за похвала, если вы терпите, когда вас
бьют за проступки? Но если, делая добро и страдая, терпите, это угодно Богу»
(1Пет. 2, 13; 18-20). Побои за проступки Петр считает делом естественным, но
его Богу угодно, чтобы побои терпели, «страдая несправедливо». И, самое
главное, чем мотивируется такое терпение? «Ибо вы к тому призваны; потому что и
Христос пострадал за нас, оставив нам пример, дабы мы шли по следам Его» (1Пет.
2, 21).
Но
логика Учителя совсем иная! Когда Иисус, в ответ на вопрос
Петра, «сколько раз прощать брату моему» (Мат. 18, 21), учил прощать
согрешающим до «семижды семидесяти раз», он пояснял
свою мысль притчей о злом рабе, который не
отсрочил товарищу долга в сто динариев, хотя перед этим царь отсрочил
рабу долг в десять тысяч талантов. Следовательно, призыв Иисуса -
прощать ближних своих - обращен к тем, кто имеет
власть над должниками, т.е. к сильным мира сего. Точно так же, взывая с креста
к Богу, Иисус говорит: «Отче, вот те, кто называет себя рабами Твоими, убивают Сына Твоего. Но Ты - Всесильный Господин Их
- прости их даже за такое преступление против Тебя. Ибо они по неразумию своему
не ведают, что творят. Они не доросли до
истинной человечности и, как малые дети, еще не научились отличать злое от доброго». Таким образом, Иисус взывает не к слугам,
а к господам, как бы говоря им: Бог может простить людям даже убийство Сына Своего. Как же вы можете не прощать слугам тех мелких
проступков, которые совершают они по неумению своему? Разве вы выше Бога? И вот
ученик все извратил, все поставил с ног на голову и учит слуг потворствовать господам
в их бесчеловечности. Нет, не «вместил» ученик ни притчи, рассказанной лично
ему, ни крестной проповеди Учителя,
обращенной ко всему человечеству.
Учитель был бессребреником и учил: «Не
собирайте себе сокровищ на земле... Но собирайте себе сокровища на небе... Ибо,
где сокровище ваше, там будет и сердце ваше... Не можете служить Богу и маммоне» (Мат. 6, 19-21, 24). А что ученик? «Деяния Святых
Апостолов» повествуют: «Некоторый же муж, именем Анания,
с женою своею Сапфирою, продав имение, утаил из цены,
а некоторую часть принес и положил к ногам Апостолов. Но Петр сказал: Анания! Для чего ты
допустил сатане вложить в сердце твое мысль
солгать Духу Святому и утаить из цены земли? ...Ты солгал не человекам, а Богу.
Услышав сии слова, Анания пал бездыханен...» (Деян. 5, 1-5). Та же участь постигла и Сапфиру. «И великий
страх объял всю церковь и всех слышавших это» (Деян.
5, 11).
Обманывать нехорошо, но утаивание части
имущества - почему это ложь не людям, а Духу Святому? Почему за такой проступок
надо карать смертью, а не попытаться призвать согрешивших
к покаянию? Учитель ратовал за то, чтобы богатые раздавали деньги нищим, но он
никогда не требовал, чтобы деньги положили к его ногам. Библия умалчивает, что
сделала церковь с той частью, которую Анания «положил
к ногам Апостолов»: неужели после расправы над несчастными супругами спокойно
истратила на свои нужды?
Евагелие вменяет Петру троекратное отречение от Иисуса. Но нет
греха в том, что ученик, таясь от врагов, отрицает связь с учителем: он должен
спастись, чтобы продолжать дело учителя. Отречься от учителя - это значит отречься от его учения. Петр троекратно отрекся
от Иисуса не во дворе первосвященника. Он отрекся от него в
своих посланиях и деяниях, когда лишил людей сыновства
Бога-Отца и вновь сделал рабами Бога ревнителя, когда воспел раболепие перед
«всяким человеческим начальством», когда в непонятном порыве сребролюбия предал
смерти двух христиан, наведя великий страх на «всю церковь и всех слышавших это1 ». Закваска фарисейская
неотделимо смешалась в этих отречениях с закваской Иродовой.
Ниже очень подробно рассмотрено учение
Апостола Павла и сопоставлено с учением Иисуса. Это сделано с целью доказать,
что 1)учение Павла в наиболее существенных моментах противоположно учению Иисуса; 2)в основе христианской религии лежит учение
Павла, а не Иисуса; 3)учение Иисуса, оставшееся вне христианской религии, может
служить основой новой религии - религии добротворения
(иисусианства).
В виду большого объема этого раздела,
сопоставление учений Иисуса и Павла вынесено в приложение. Читатель, не имеющий
интереса к указанной тематике, может перейти к пятой части «Марксизм и гуманизм».
* * *
Подлинным создателем христианской церкви
был не Петр. Для этого были нужны вулканическая энергия и гений Павла. Его
ведущими потребностями были потребность заниматься избранной деятельностью и
потребность в славе. Об этом можно судить по фактам
биографии и лексике его посланий. Не мелочное тщеславие, но великая слава
создателей новых религий манила Апостола Павла. Первопроходцы, как Колумб,
открывают новые миры; такие, как Апостол Павел, их создают. Ими движет
несокрушимая вера в их богоизбранность: «Ибо кого Он предузнал, тем и
предопределил (быть) подобными образу Сына Своего,
дабы Он был первородным между многими братиями; а
кого Он предопределил, тех и призвал; а кого призвал, тех и оправдал; а кого
оправдал, тех и прославил» (Рим. 8,
29-30).
Павел начинал как яростный гонитель
первых христиан. Однако, роль цепного пса иудаизма
была слишком мелкой для него. Его страстную натуру влекла деятельность
вселенского масштаба. История его обращения в новую веру - одно из
доказательств сомнительности «Деяний» как исторического документа: в главе 9
говориться, что с Павлом говорил сам Христос, причем спутники Павла слышали
голос, но ничего не видели. В главе 22 устами Павла рассказывается, что
спутники видели свет, но голоса не слышали. Так или иначе, но из гонителя христианской
церкви Павел превратился в ее созидателя.
Был ли он пунктуальным последователем
учения Иисуса? Для этого ему надо было бы сначала
узнать, в чем оно состоит, а сделать это он не мог. Ведь в те времена узнать
учение Иисуса можно было только у его ближайших
учеников. Но в этом случае уже нельзя претендовать на то, чтобы быть
«первородным между многими братиями». Поэтому Павел
действовал иначе: «Когда же Бог, избравший меня от утробы матери моей и
призвавший благодатью Своею, благоволил открыть во мне
Сына Своего, чтобы я благовествовал Его язычникам, - я не стал тогда же
советоваться с плотью и кровью и не пошел в Иерусалим к предшествовавшим
Апостолам, а пошел в Аравию и опять возвратился в Дамаск. Потом спустя три года
ходил в Иерусалим видеться с Петром...» (Гал. 1,
15-18). Подчеркнув свое духовное родство с Христом, Павел противопоставляет
себе других Апостолов, именуя их «плотью и кровью». К ним великий политик и
дипломат пошел только тогда, когда слава о его благовествовании достигла Иерусалима, когда у него уже не было
«ни в чем недостатка против высших Апостолов».
Но если он долгое время не общался с учениками Иисуса,
что же он проповедовал? «Возвещаю вам, братия, что Евангелие, которое я
благовествовал, не есть человеческое; ибо и я принял его и научился не от
человека, но через откровение Иисуса Христа» (Гал. 1, 11-12). Другими словами, он проповедовал Евангелие
«от Павла». При этом могло быть, что Павлу удалось схватить сущность учения Иисуса из тех немногих сведений, которыми он располагал.
Почему нет? Нам необходимо внимательно рассмотреть учение Павла, сравнивая его
с учением Иисуса.
Изучая любое религиозное учение, надо прежде всего уяснить основные черты Бога данной
религии, его «взаимоотношения» с верующими.
Как гениальный психолог, Павел понимал,
что новая религия (как и всякая религия) прежде всего
нужна самым обездоленным и потому самым темным людям. Им нужны не учения, а
яркие обнадеживающие образы, сопровождаемые несокрушимой верой проповедника.
Отсюда краеугольный камень его Евангелия: «Ибо и Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости; а
мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие» (1Кор. 1, 22-23). Отсюда и подход к благовествованию: «И слово мое и проповедь моя не в убедительных
словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы, чтобы вера ваша утверждалась не на мудрости
человеческой, но в силе Божией» (1Кор. 2, 4-5).
«Немудрое мира, незнатное, уничиженное и
ничего не значущее» не могло не вдохновиться образом
Бога, который вочеловечился, прошел все круги земного ада, испытал муку
распятия и вот воскрес, и воссел одесную Бога-Отца. Такой ли Бог, знающий
каково быть человеком, не будет заступником? Он ли не вознаградит, если не в
этой жизни, то потом, по воскресении умерших? Павел в
полной мере оценил силу воздействия распятого Бога на воображение «уничиженных и ничего не значущих».
Но не забывал он и об избранных: «Мудрость же мы проповедуем между совершенными, но мудрость не века сего и не властей века
сего преходящих, но мудрость тайную, сокровенную, которую предназначил Бог
прежде веков к славе нашей» (1Кор. 2, 6-7).
Итак, проповедуя Христа распятого, Павел
даже и не нуждался в знании учения Иисуса.
Исключительно интересно сравнить черты «Бога живого», описанные в Евангелиях, с
чертами, которыми наделяет Павел «Христа распятого».
«Ибо все, водимые Духом Божиим,
суть сыны Божии» (Рим. 8, 14). Сынами, а не рабами Божиими называл всех людей Иисус. Итак, Павел учит тому же,
что и Иисус? Все, водимые Духом, сыны Божии, но все
ли водимы Духом? В том-то и дело, что не все. Не все израильтяне принимают
Евангелие. «Ибо не все те Израильтяне, которые от Израиля, и не все дети
Авраама, которые от семени его... То
есть, не плотские дети суть дети Божии; но дети обетования признаются за семя.» (Рим. 9,
6-8). Иисус не делал исключений; людей, сбившихся с пути, он называл блудными
сыновьями, но все равно сыновьями. Бог Павла говорит: «Иакова Я возлюбил, а
Исава возненавидел» (Рим. 9, 13). Но возненавидел не за грехи, а от
рождения. «Что же скажем? Неужели неправда у Бога? Никак.» (Рим. 9, 15). А как? Мы ждем, как Апостол растолкует нам Божию правду. «Ибо Он говорит Моисею: «кого миловать,
помилую; кого жалеть, пожалею». Итак, помилование зависит не от
желающего и не от подвизающегося, но от Бога милующего» (Рим. 9, 15-16).
Вот и весь сказ.
Вы
не удовлетворены такой правдой Божией, когда
Он «кого хочет, милует; а кого хочет, ожесточает»? Вы вспоминаете, что Бог
Иисуса высоко ценил добро, сделанное одному из «братьев меньших», и сомневаетесь, справедливо ли, что
«подвизающийся» не имеет никаких заслуг в глазах Бога Павла? «А ты кто,
человек, что споришь с Богом? ...Не властен ли горшечник над глиною, чтобы
сделать один сосуд для почетного употребления,
а другой для низкого?» (Рим.9,20-21). Ответ
исчерпывающий. Сквозь облик «Христа распятого», проповедуемого Павлом, зримо
проступили суровые черты Бога ревнителя - Бога фарисеев и книжников.
Нарождающаяся религия по необходимости
является религией «переходного периода» и вынуждена решать непростую проблему
взаимоотношений с господствующей религией. Для Павла, как и Для
Иисуса, это взаимоотношения с иудаизмом, а конкретнее - с законом Моисея.
Иисус не отрицал закон. Он только
реформировал его, поднимая на щит заповедь о любви к ближнему
и сводя на нет предписания о ритуалах и обрядах. Таким образом, религия Иисуса нова не по форме, а только по содержанию.
Формально религия Иисуса целиком остается в рамках
закона: «Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков; не нарушить
пришел Я, но исполнить» (Мат. 5, 17).
Павел решает эту проблему принципиально
иначе, чем Иисус. «Ибо весь закон в одном слове заключается: «люби ближнего
твоего как самого себя» (Гал.5,14). Мы помним, что Иисус сводил закон к двум
заповедям, из которых первая - возлюби Бога. Что же скажем? Павел придает
большее значение добрым делам, чем Иисус? Никак!
Сохраняя заповедь о Любви к Богу в рамках
закона, Иисус с полным основанием заявляет, что Он пришел не нарушить закон, но
исполнить. Исполнение закона в том, чтобы люди исполняли первую заповедь, через
посредство второй: делайте добрые дела друг другу и тем (и только тем!) вы
проявите любовь к Богу. Иисус изымает служение Богу из храмовых ритуалов и
сливает его с повседневной жизнью. Об этом прекрасно сказал Лютер в своих
первых тезисах: «Господь и Учитель наш Иисус Христос, говоря «покайтесь»,
хотел, чтобы вся жизнь верующих была покаянием. Это слово
ни в каком случае нельзя понимать как таинство
покаяния, т.е. как исповедь и разрешение грехов, совершаемые священником».
Иисус растворяет религию в добрых делах. Были бы счастливы люди, а будет ли это
в рамках закона или в другой форме - для Иисуса это не важно.
Цель Апостола Павла совсем иная: он
создает новую церковь для новой религии,
в которой его, Павла, почитали бы
посредником между Богом и церковью: «Ибо Христос послал меня не
крестить, а благовествовать...»(1Кор.1,17) и т.д. Поэтому он целенаправленно выстраивает иерархию на небе
и на земле: «Будьте подражателями мне, как я Христу. ...всякому
мужу глава Христос, жене глава - муж, а Христу глава - Бог»1Кор.11,1;3).
Для создания новой религии необходимо было
обосновать не обязательность соблюдения закона Моисея: иначе не было бы новой
церкви. Поэтому-то Павел (в отличие от Иисуса) «приземляет» закон, исключая из
него заповедь «возлюби Бога» и сводя его к заповеди
«возлюби ближнего». Тем самым он выхолащивает его религиозное звучание и делает
закон не обязательным для новой религии. Более того, он прямо противопоставляет
служение Христу распятому и соблюдение закона: «мы уверовали во Христа Иисуса,
чтобы оправдаться верою во Христа, а не делами закона; ибо делами закона не
оправдается никакая плоть»(Гал.2,16).
На место закона, по учению Павла,
заступают вера в воскресшего Христа. «Человек оправдывается не делами закона, а
только верою в Иисуса Христа»(Гал.2,16). «Но хочешь ли
знать, неосновательный человек, что вера без дел мертва?»(Иак.2,20)
- возражает ему «Брат Господень» Апостол Иаков. Острие полемики в Послании Иакова, очевидно, напрямую направлено против учения
Павла, так как вряд ли случайно, что Иаков развивает свое толкование Писания на
том же примере, что и Павел. Исключительно интересно и важно сопоставить
взгляды Апостолов, так как Иаков - двоюродный брат Иисуса, - видимо, наиболее
точно передает Его веру.
Павел: «Если Авраам оправдался делами, то он имеет похвалу,
но не перед Богом. Ибо что говорит Писание? «поверил Авраам Богу, и это
вменилось ему в праведность. ...А не делающему, но верующему в Того, Кто оправдывает нечестивого, вера его вменяется в
праведность»» (Рим.4,2-5).
Иаков: «Не делами ли оправдался Авраам, отец наш, возложив
на жертвенник Исаака, сына своего? Видишь ли, что вера содействовала делам его,
и делами вера достигла совершенства? И исполнилось слово Писания: «веровал Авраам Богу и это вменилось ему в
праведность... Видите ли, что человек оправдывается делами, а не верою только?»
(Иак.2,21-24).
Павел: «Так и Давид называет блаженным
человека, которому Бог вменяет праведность независимо от дел: «Блаженны, чьи
беззакония прощены и чьи грехи покрыты»» (Рим.4,6-7).
Иаков: «Подобно и Раав блудница не делами ли оправдалась, принявши соглядатаев и отпустивши
их другим путем? Ибо как тело без
духа мертво, так и вера без дел мертва» (Иак.2,25-26).
Так на страницах боговдохновенной книги
идет жаркая полемика, как в простом научном журнале. Не правда ли, наши
симпатии на стороне Апостола Иакова? Нам кажется более справедливым и
нравственным вознаграждение за дела, а не прощение беззаконий за веру. Нам даже
кажется, что великий диалектик Павел1
проигрывает брату Иисуса в логическом плане, ибо в чем же и может проявится вера, если не в делах верующего? Мы прямо-таки
убеждены, что Иисус, в отличие от Павла, справедливо сводил закон к двум
заповедям, поскольку закон требует возлюбить Бога, а не только ближнего. Но
гениальный мыслитель не мог не предвидеть таких сомнений, и ответы на них есть
в его учении.
Логика Павла такова. Пришествие Иисуса
Христа предсказано за долго до
появления закона через обетование Аврааму: «потомству твоему отдам я землю сию»
(Быт.12,7). «Не сказано «и потомкам», как-бы о
многих, но как об одном: «и семени твоему», которое есть Христос.» (Гал.3,16). Закон, явившийся четыреста тридцать лет
спустя, не отменяет завет о Христе. Для чего же закон? Он дан по причине
преступлений до времени пришествия семени (Христа). Ранее в Послании к Римлянам
Павел разъясняет, что только с появлением закона люди узнали, что они грешники,
так как до появления закона нет самого понятия «грех», поскольку еще нечего
нарушать. Закон только объяснил, что грешно, а что - нет, но не указал путь к
спасению от греха: «если бы дан был закон, способный животворить, то подлинно
праведность была бы от закона; но
Писание всех заключило под грехом... До пришествия веры мы заключены были под
стражею закона, до того времени, как надлежало открыться вере. Итак закон был
для нас детоводителем ко Христу, дабы нам оправдаться
верою; по пришествии же веры, мы уже не под руководством
детоводителя»(Гал.3,21-25).
Павел проводит ту мысль, что закон предусматривает свое самоупразднение,
чтобы уступить место вере в Христа, подобно тому, как
«детоводитель» подготавливает прекращение своего
действия по мере взросления ребенка. Поэтому он вполне логично заключает: «Итак мы уничтожаем закон верою? Никак; но закон утверждаем»
(Рим.3,31).
Павел готов и к ответу на вопрос, каким
образом верующий может проявить свою веру, если он освобожден от «дел закона»:
«Ибо, если устами твоими будешь исповедывать Иисуса
Господом и сердцем твоим веровать, что Бог воскресил Его из мертвых, то
спасешься» (Рим.10,9). Против такого упрощенного, чисто словесного верования
выступал сам Иисус: «Что вы зовете Меня: «Господи! Господи!» и не делаете того,
что Я говорю?»(Лук.6,46). С Павлом полемизирует и
ближайший ученик Иисуса Апостол Иоанн: «Дети мои! Станем любить не словом или
языком, но делом и истиною» (1Иоан.3,18). Но Павел знает, что делает: когда для
спасения надо всего-навсего «исповедывать устами»,
обращать в новую веру много проще. Для создателя новой религии важно, чтобы
служение его богу было как можно более простым. Преодолев закон, Павел не
только создал идеологический простор для новой религии, но и радикально
упростил практическое обращение в новую религию: этим он избавил себя от необходимости
«возлагать на плеча людей
бремена тяжелые и неудобоносимые», так как служение
ветхозаветному богу было очень непростым.
Богу
Иисуса не нужны никакие ритуалы, но Он требует
добрых дел для ближнего, а это еще сложнее.
Бог Павла предельно невзыскателен (трудно
ли исповедывать устами?) и это облегчает задачу Его
Апостолу.
К тому же исповедывание
устами имеет и еще одно преимущество (для создателя церкви!): оно позволяет
следить, правильно ли верует верующий, и своевременно реагировать на чуждые
влияния. «Удивляюсь, что вы от призвавшего вас благодатию
Христовою так скоро переходите к иному благовествованию... Но если бы даже мы, или ангел с неба
стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема»(Гал.1;6,8). Здесь первые отзвуки будущей борьбы за символы
веры на Вселенских соборах, гонений на староверов и т.д.
Наиболее наглядно проявляется сущность
учения Павла в том, как он понимает «правду Божию»
при вознаграждении или наказании людей. Бог Павла вознаграждает посредством благодати. Благодать дается только избранникам
Божьим. Кого избирает Бог? ««Я соблюл себе семь тысяч человек, которые не
преклонили колена пред Ваалом». Так и в нынешнее время по избранию благодати
остался остаток» (Рим.11,4-5).
Как же попасть в остаток спасенных, оказаться
в числе тех, кого «избирает благодать»? Павел спешит разъяснить: «Но если по
благодати, то не по делам; иначе благодать
не была бы уже благодатию. А если по делам, то
это уже не благодать; иначе дело не есть уже дело»(Рим.11,6).
Значит ли это, что люди ничего не могут
сделать для получения благодати? Оказывается, не все так безнадежно: «Итак спрашиваю:
неужели Бог отверг народ Свой? Никак. Ибо и я Израильтянин
от семени Авраамова, из колена Вениаминова»
(Рим.11,1). Итак, Павла Бог наделил благодатью, и через него, Павла, начнется
спасение народов: «Вам говорю, язычникам: как Апостол язычников, я прославляю
служение мое; не возбужу ли ревность в сродниках моих по плоти и не спасу ли
некоторых из них?» (Рим.11,13-14). «Итак каждый должен
разуметь нас, как служителей Христовых и домостроителей тайн Божиих» (1Кор.4,1). «Я, по данной мне от Бога благодати,
как мудрый строитель, положил основание, а другой строит на нем» (1Кор.3,10).
Догмат о благодати - краеугольный камень
учения Павла. Им обосновывается церковная иерархия:
Павел получает благодать непосредственно от Бога, а церкви - от Павла. Подобно
тому, как Иоанна называют Апостолом любви, Павла можно назвать Апостолом
благодати. Этот догмат имел для Павла столь важное значение,
что он написал кощунственные слова: «Не
отвергаю благодати Божией. А если законом оправдание,
то Христос напрасно умер»(Гал.2,21). Кощунственна сама
мысль, что Христос мог умереть напрасно. Вдвойне кощунственно допускать, что Он
умер не ради людей, а ради церковных догматов.
Новая религия - это новые мифы. Они не
должны идти вразрез с «отеческими преданиями», чтобы не затруднять обращение в
новую религию. Апостол Павел гениально встраивает миф о Воскресении Христа в
ветхозаветную мифологию. Первый человек (Адам) обладал душой, но не духом. Он
был еще только «душевным» человеком. «Последний Адам» (Христос) есть «дух
животворящий»(1Кор.15,45). Кто сподобился принять
«Духа от Бога», тот стал «духовным» человеком: «Есть тело душевное, есть тело и
духовное»(1Кор.15,44). За грех одного человека (Адама) все люди наказаны Богом,
праведностью одного (Иисуса) все прощены: «Ибо, как непослушанием одного
человека сделались многие грешными, так и послушанием одного сделаются
праведными многие»(Рим.5,19).
Именно этот краеугольный миф христианской
религии о том, что Иисус «предан за грехи наши и воскрес для оправдания нашего»(Рим.4,25), вызывает наибольший вопрос.
Как уже говорилось, Иисус был обречен на
смерть (как многие предшествовавшие ему пророки), ибо проповедовал религию, в
которой не оставалось места фарисеям и книжникам, церковной и околоцерковной мафии. Церковники расправились с Иисусом,
оклеветав его: «Он развращает народ наш и запрещает давать подать кесарю,
называя Себя Христом Царем»(Лук.23,1). Пилат «знал,
что первосвященники предали Его из зависти»(Мр.15,10)
и не хотел идти у них на поводу. Тогда они недвусмысленно пригрозили ему
доносом: «если отпустишь Его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царем,
противник кесарю»(Ин.19,12).
«По человеческому рассуждению», здесь имеет место гнусное
убийство, сопряженное с клеветой и шантажом, посредством которого иудейская
церковь самым бесстыдным образом устраняет своего идеологического противника.
А нам говорят: «Ибо незнавшего
греха Он сделал для нас жертвою за
грех, чтобы мы в Нем сделались праведными пред Богом» (2Кор.4,21). Кто кому
приносит жертву? Бог самому себе? Не абсурд ли это (особенно, если вспомнить
догмат о Троице, по которому Бог Отец и Бог Сын - ипостаси единого Бога)? И
почему такая странная форма жертвоприношения, при которой люди ввергаются в
тяжкий грех нарушением Божией заповеди «не убий»,
убивают человека, который мешал им в их корыстных делах? Здесь люди умножают грехи свои, чтобы грешить дальше -
почему же это делает их праведными пред Богом, и они «оправданы Кровию Его»? Да и кто спасен? От чего спасен?
Почему «спасенные» как утопали, так и утопают в грехах? Не потому ли, что в
качестве ритуала «спасительной жертвы» было выбрано греховное убийство? Почему
«спасенные», уничтожая друг друга, взывают к одному и тому же «Спасителю»?
На это Павел мог бы сказать: «Душевный
человек не принимает того, что от Духа Божия, потому
что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно
судить духовно. ...Ибо кто познал ум Господень, чтобы мог судить его? А мы имеем ум Христов»(1Кор.2,14-16). То, что
Апостол Павел, мягко выражаясь, не страдал комплексом неполноценности, это
очевидно. Но ссылкой на необходимость «судить духовно» можно оправдать все,
скажем, крестовые походы: это-де вам, «душевным», не понять, «о сем надобно судить духовно».
Итак, «по человеческому рассуждению»,
мифом о спасительной жертве Иисуса, Павел решает две задачи: старается
оправдать старую церковь за убийство Иисуса и вместе с тем заложить основу
новой церкви.
Апостол Павел, разумеется, знал, что
Иисус проповедовал любовь к ближнему, и поступал так
же: «Не будь побежден злом, но побеждай зло добром».
Гуманистическая направленность учения Павла несомненна: а иначе в чем бы
состоял его подвиг? К тому же люди необузданных страстей, не признающие Бога,
не примут и Его Апостола.
Апостол Павел воспевал любовь. Во всей мировой
литературе вряд ли найдутся более возвышенные и проникновенные слова о любви,
чем написанные Павлом в Первом послании к Коринфянам
(Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я -
медь звенящая или кимвал звучащий... и т.д.). Но прочитаем концовку того же
послания: «Кто не любит Господа Иисуса Христа, анафема; маранафа»
(1Кор.16,22). Теперь поставим рядом переводы двух сирийских слов:
Да
будет отлучен; Господь наш грядет.
Дышат ли они любовью и кротостью? В этих
тяжелых как звуки набата словах слышится грозная поступь инквизиции.
«Библейская энциклопедия1 »
поясняет: «Сими словами иудеи начинали суровый приговор крайнего отлучения, и
силою означенных слов виновный... обрекался, на сколько это было возможно, на
окончательную гибель».
В высшей степени
знаменательно, что «сими словами»
заканчивается то самое послание, в котором Апостол Павел написал свой
знаменитый гимн любви.
*
* *
Христос! Где ты, Христос, сияющий лучами
Бессмертной истины, свободы и любви?
Взгляни, - твой храм опять поруган торгашами,
И меч, что ты принес, запятнан весь руками,
Повинными в страдальческой крови!
Этот крик души русского поэта С. Надсона, вырвавшийся у него при виде России второй половины
ХIХ века, красочно рисует
картину «торжества» христианской религии.
Истоки «драмы идей», заложенных в учении Иисуса, лежат в посланиях Апостолов. Христианская религия
основана не на учении Иисуса о спасении души добрыми
делами, а на учении Апостола Павла о почитании «Христа распятого» и о
благодати, получаемой через Апостолов. Глубинный гуманистический пафос учения Иисуса при создании христианской церкви был утрачен в
самом начале (да он и не мог воплотиться в тех исторических условиях, ибо
учение Иисуса опередило его эпоху на тысячелетия). Именно поэтому ее история
стала тем, чем она стала - непрерывной борьбой разных течений внутри церкви,
борьбой за самостоятельную политическую власть при огульном оправдании любой
государственной власти («нет власти не от Бога») или, короче говоря, сплошной
Варфоломеевской ночью, растянувшейся на
многие столетия.
Возможность религии в части гуманизации
общества определяется тем, в какой мере она необходима для укрепления веры
людей в успех их деятельности. Жизнеспособность религии зависит от ее
возможностей содействовать удовлетворению потребностей отдельных личностей и укреплять общественные
отношения. Для отдельного человека она - форма самовнушения и утешения в
несчастьях, она же - и разновидность искусства, и космологическая модель мира,
ответ на волнующие тайны бытия, влекущие человека с того времени, как он
выделился из животного мира. Для общества как целого религия - составная часть
идеологии, символ объединения усилий на достижение общественно значимой цели.
«С нами Бог!» - этот клич может подвигнуть массы на дела, которые без него
оказались бы невыполнимыми. Фейербах убедительно показал, что чем слабее люди,
тем могущественнее их Бог, и наоборот.
Любая религия - это определенное
моральное учение, внушающее людям нормы нравственных взаимоотношений. Многие
мыслители полагали, что именно религия лежит в основе нравственности. Но на
самом деле, как показал Фейербах, отношение совершенно
обратное: люди наделяют Бога теми свойствами, которыми они хотели бы
обладать сами - мудростью, могуществом и т.д. Нормы нравственного поведения,
которые Бог предписывает людям через пророков и апостолов, - суть нормы,
возникшие в сфере общественных отношений. Авторитет Бога используется
пророками, дабы сделать эти нормы общеупотребительными, но тщетно!
Достоевский мучительно искал ответы на
вопросы: если Бога нет, значит все позволено? А если
Бог есть, почему льется «страдальческая кровь»? Решить эти вопросы в рамках абстрактных
рассуждений невозможно. Надо смотреть, что происходит на практике. А практика такова,
что как раз те люди, чей нравственный уровень позволяет все, провозглашают: «С
нами Бог!». Так было в библейские
времена: «Но я открыл Тебе грех мой и не скрыл беззакония моего; я сказал:
«исповедаю Господу преступления мои», и Ты снял с меня вину греха моего... Ты -
покров мой; Ты охраняешь меня от скорби, окружаешь меня радостями избавления»
(Пс.31;5,7). Не перед людьми кается Давид, а перед Богом, которому и так все
известно. Не от людей получает он прощение, а от Бога. С ним Бог, который
простит ему все беззакония, а потому Давиду все позволено.
«С нами Бог!» - и льется кровь от мечей
крестоносцев.
«С нами Бог!» - и брызжет кровь от сапог
озверелых нелюдей, чинящих еврейский погром.
В силу неумолимого закона природы
служение Богу (как и всякое другое действие человека) является одной из форм
служения своим потребностям. Высокие гуманные потребности делают Бога
возвышенным и гуманным. Низменные натуры вдохновляются благословением низменного «бога», созданного ими «по образу
и духу своему». Следовательно, принципиальная ограниченность морального
воздействия религиозных учений на отдельные личности обусловлена тем, что
поведение людей определяют не идеи, а потребности. Идеи (в том числе религиозные)
действуют на человека в той мере, в какой они вписываются в стратегию удовлетворения
потребностей, избираемую личностью.
Рамки влияния религии на общественные
отношения устанавливаются тем обстоятельством, что не религия создает
общественные отношения, а они пробуждают к жизни религию на определенном этапе
своего развития. С момента возникновения религии она развивается во взаимодействий с общественными отношениями при взаимном влиянии
друг на друга. Но ведущим фактором развития остаются общественные
отношения. Наиболее наглядно это проявляется на ранних стадиях развития
общества. Вспомним, что возникновение религиозных культов не устранило практику
уничтожения военнопленных, а только изменило форму: их стали приносить в жертву
богам. Рабство избавило пленных от жертвенных костров. И отнюдь не религия
устранила рабство. Напротив, даже в учении Иисуса
рабство не только не осуждается, но во многих притчах рассматривается как
естественное человеческое отношение. Св. Августин писал: «Церковь должна заботиться не о том, чтобы сделать
рабов свободными, но чтобы сделать их добрыми».
Быть может, такое снисходительное
отношение к социальным порокам свойственно только древней религии? Чтобы судить
об этом перенесемся сразу в двадцатый век и приведем замечательное по своей
искренности высказывание еще одного святого (дабы избежать нарекания: «о сем надобно судить духовно»): «Почему Господь попустил
быть нищим? - Потому же, между прочим, почему и тебя по твоему желанию не
делает вдруг праведником. Бог мог бы всех сделать достаточными, даже богатыми,
но тогда произошло бы великое забвение Бога, умножились бы гордость, зависть и
проч. И ты как возмечтал бы о себе, если бы Господь сделал тебя вскоре
праведником. Но как грех смиряет тебя, показуя тебе
великую твою немощь, мерзость и непрестанную нужду в
Боге, Его благодати, так нищего смиряет нищета и нужда в других людях. Обогати
нищих; многие, многие из них забудут и Бога и благодетелей своих, погубят души
свои в роскоши мира сего. Так пагубно богатство и так ослепляет оно очи сердечныя! Оно делает грубым и неблагодарным сердце».
Эти саморазоблачительные
слова принадлежат Иоанну Кронштадтскому. Они вполне по-марксистски вскрывают экономический базис религии, но
они гораздо глубже того, что могли бы написать марксисты. Последним известно
то, что лежит на поверхности: заинтересованность религии в сохранении нищеты. Но Иоанн знает дело изнутри, и он поведал нам глубинную тайну
религии: оказывается, она (кто бы мог подумать!) опасается нашей праведности
как источника забвения Бога! Нищета и
грех смиряют нас, заставляют думать о Боге. Богатый да
еще и праведник (если таковые бывают) - сущий кошмар для Бога! Поистине «о сем надобно судить духовно»!
В словах Иоанна есть доля истины. Среди
нищих, если их враз сделать богатыми, найдутся
неблагодарные, недостойные люди. Но разве это основание, для сохранения нищеты
как таковой? Ведь именно сосуществование нищеты и богатства становится истоком
греховных побуждений - любой ценой
вырваться из нищеты и обрести богатство. Да, даровое богатство не сделает всех
праведниками, но сохранение нищеты еще пагубнее! И что попусту рассуждать о
нем, если его все равно не будет? Разговор о человеке, которого Господь вдруг
сделал бы праведником, - еще большая схоластика (кстати, если я стал
праведником, то не могу «возмечтать о себе», а если «возмечтал», значит, не был
праведником).
В сущности, Иоанн пытается решить великую
проблему теодицеи - оправдания Бога
за то, что он попустил быть злу (в частности, попустил быть нищим). Эту
проблему абстрактными рассуждениями о благодетельстве не решить, ибо они
разбиваются о простое возражение: если богатство, полученное от благодетеля,
может некоторых развратить, пусть Бог сделает так, чтобы нищие разбогатели
собственным трудом.
Порассуждать о неэффективности благодетельства и на этом
основании заключить: пусть сохраняются нищета и грех во избежание забвения Бога
(и, что для Иоанна, видимо, еще хуже, забвения церкви!) - это
значит уйти, отмахнуться от проблемы устроительства общества, в котором было бы
все меньше нищеты и все больше праведности.
Общественно-потребностная природа человека требует от него добиваться
удовлетворения ведущих потребностей. В числе таковых есть потребность в высоком
социальном статусе. Религия, напротив, боится, что человек перестанет
чувствовать свою «великую немощь, мерзость» и нужду в
благодетелях земных и небесных. Тем самым, христианская религия вступает в
непримиримое противоречие с самой природой человека и общества.
Существенно ограничивает гуманистическое
влияние религии на общественные отношения и фактическое обоготворение верховной
власти. Причины такой позиции религии в
отношении властей с большой откровенностью (если не сказать - с цинизмом)
раскрывает Послание к Тимофею: «Итак, прежде всего
прошу совершать молитвы, прошения, моления, благодарения за всех человеков, за царей и за всех начальствующих, дабы
проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте; ибо
это хорошо и угодно Спасителю нашему Богу» (1Тим.2,1-3). Павел отнюдь не
тяготел к тихой, безмятежной жизни. Поэтому, видимо, справедливо мнение, что
это послание писал не он. Но безвестный автор точно передал историческую
тенденцию тезиса о власти, сформулированного в Послании к Римлянам.
* *
*
Итак, возможности
религии быть основой нравственности отдельных личностей и гуманизировать
общественные отношения весьма ограниченны.
Наказания Божьего боятся люди благовоспитанные
или совестливые от природы. И напротив, те, кто считает, что им все позволено,
вслед за Давидом и Апостолом Павлом убеждены: «Блажен,
кому отпущены беззакония, и чьи грехи покрыты!» (Рим.4,7).
Религиозные деятели всегда будут ставить себе
в заслугу заботу о нищих и убогих. Но религия не может ратовать за
переустройство общества, имеющего целью исключить нищету и немощное бессилие,
так как это вело бы к резкому сужению сферы ее влияния.
Своим
учением об изначальной греховности человека христианская
религия навязывает людям идеалы, противоречащие общественно-потребностной
природе человека.
Исторический опыт показал: не религия гуманизировала общественные отношения, а напротив,
повышение уровня гуманности общественных отношений повышало уровень гуманности
религиозной деятельности. И если ныне уровень религиозной терпимости во
взаимоотношениях между разными конфессиями стал
значительно выше, чем в прошлом веке, то это следствие повышения уровня
демократизации и гуманизации общественных отношений внутри отдельных стран, и международных отношений.
1 Ф. Достоевский .«Легенда
о великом инквизиторе».
1
Считать религию продуктом ума, значит, подходить к этому вопросу с
позиций рационализма. Таким образом, и здесь, как во всех других случаях,
рационализм страдает односторонностью подхода.
1Для полноты рассуждений следует отметить, что
в «Деяниях» Апостолу Петру приписаны такие слова: «Сего Иисуса Бог воскресил,
чему все мы свидетели» (Деян. 2, 32). Однако в этой
книге деяния Апостолов перемешаны с
деяниями ангелов и других небесных сил. Поэтому ее достоверность как исторического документа значительно ниже,
чем достоверность посланий Апостолов.
2 Имя «Петр» в переводе означает «камень».
1 «Вы слышали, что сказано: «око за око, и зуб
за зуб». А Я оговорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку
твою, обрати к нему и другую» (Мат. 5, 38-39). Эта заповедь, сыгравшая столь
значительную роль в судьбе Л. Толстого, воспринимается как запредельная. Но
если конфликт произошел между людьми с очень высоким уровнем очеловеченности, то подставление
другой щеки усовестит обидчика и восстановит мир. Когда же ударивший имеет
низкий уровень очеловеченности, подставленная щека
введет его в соблазн ударить и по ней, т.е. введет в еще больший грех. Заповедь
Иисуса адресована людям будущего, от которого 2000 лет спустя мы отстоим почти
также далеко, как и современники Иисуса .
В заповеди не противиться злому, возможно,
есть редакционная неточность. Насилие не всегда является злом. Не оказать
сопротивление насильнику, значит впасть в грех попустительства злому делу.
1 В Евангелии от Матфея Петр говорит Иисусу:
«вот, мы оставили все и последовали за тобою». В Евангелиях Петр предстает
совсем другим человеком, по сравнению с Петром, описанным в этой некрасивой
истории . Возможно, авторитет Петра использован
автором «Деяний» с целью стимулировать
прихожан не скупиться с пожертвованиями,
а может быть, Петр изменился. Это навсегда останется загадкой.
1
Послание к Римлянам содержит образцы
диалектической логики, которые сделали бы честь самому Гегелю.
1 В этой энциклопедии указанные слова
переводятся иначе, чем в Библии: «Да будет отлучен до пришествия Господа».